– Почему?
– Можно я тебя сфотографирую? Пока ты играешь? С распущенными волосами тебе очень идет.
Он смотрит слегка испуганно и смущенно. Потом кивает.
– Мне все равно.
Я поспешно заглядываю в калейдоскоп объектива. Его пальцы ложатся на клавиши.
Чем-то мы похожи в этот момент.
Мои пальцы вздрагивают. Шопен. Я уже выучил это имя. Лоренс начал с того места, где оборвал мелодию вчера. Я отхожу от фотоаппарата, достаю сигареты и выхожу на балкон. Балкон нависает прямо над перекрестком.
Весна. Теплый ветер. Машины. Лужи.
Ветер врывается в зал за моей спиной и танцует с занавеской под Шопена. Курю. Я не знаю почему, но мне вдруг стало страшно.
Этот мальчик, Лоренс, слишком красивый и хрупкий, чтобы выжить в нынешнем мире.
Слишком нежный. Прямо как Эрик. Им следовало бы жить века два назад, когда боль и сила еще не стали культом. Так мне показалось еще вчера. Но сейчас… я почувствовал в Лоренсе силу. Или это была сила Луи? Я не знаю.
Мне жаль, что наши дороги с ним разойдутся навсегда через две недели. Я надеюсь, есть тот, кто будет его беречь и защищать.
Жестокий мир. Ничего не поделать. Боль закаляет. Боль делает сильным. Но кажется вот здесь, передо мной в этом юноше воплотилась истинная сила. Истинная сила невинности, чистоты и высшего понимания. Хотя эта сила, кажется, была разбужена вчерашней болью.
Выкидываю окурок.
Боль, боль, боль. Все только и знают это слово.
Боль это культ. Любовь – банальность. Любовь к боли – повсеместность.
Все забыли об остальных чувствах. А они есть.
Вхожу обратно в комнату, но не закрываю дверь на балкон. Эти воздушные нежно-бежевые занавески слишком красиво танцуют с ветром.
Мелодия кончилась. Не глядя на меня, Лоренс пролистал ноты и начал новую. Иногда я жалею о статичности фотографии и думаю, не податься ли мне в режиссеры. Снова объектив. Вот отсюда – силуэт на фоне светлого прямоугольника балкона и трепещущих занавесок. Да. Волосы слегка развиваются. Шопен. Да.
Резкое движение пальцем и момент навеки вмерз в мою фотопленку.
Вот отсюда почти наоборот – видно каждую мелкую черточку. Даже свет, отраженный в полуприкрытых сиреневых глазах. Тонкий профиль, пальцы, бьющие по клавишам. Да.
Слегка правее. Немного ближе. Чуть-чуть резче. Еще резче. Да. Мелодия обрывается.
Лоренс протягивает руки к нотам, низко опускает голову, безуспешно пытаясь спрятать лицо. С ресниц срываются слезы. И, раньше, чем я понял что делаю.
Раньше, чем капля ударилась о белоснежную поверхность, я снова нажимаю на стартер.
Слеза разбивается, и я почти сразу нажимаю на стартер снова. И еще раз. Он закрывает лицо руками. Снова. Он вытирает слезы с рояля. Последний раз и я силой воли отрываю себя от объектива и подхожу к Лоренсу. Не смею коснуться его.
– Что случилось? -…не говорите Эрику что я плакал за его роялем…
Kapitel 19.
Я пойду к нему снова. Просто потому что я не могу иначе. Я люблю его. Я люблю Луи. За эти несколько недель я прожил по-настоящему больше, чем за всю свою предыдущую жизнь, как ни смешно это звучит.
Мне хорошо рядом с ним. Он кажется таким же оторванным от этого мира, как и я.
Он был первым, кто слушал меня и, кажется, последний. Рядом с ним музыка приобретает смысл и цель. Сама жизнь приобретает смысл и цель.
Но он отверг мою музыку. Отверг ради своего друга… Но что может быть важнее музыки? Я не знаю. Я чувствую себя как слепой котенок. Я еще так многого не знаю.
Не понимаю. Не вижу. И в тоже время я чувствую, как нечто несоразмерно большее давит на меня, ждет, пока я открою глаза, ждет, пока я пойму. А я не могу… И оно давит все сильней. И, кажется, если я не пойму в ближайшие секунды, то меня просто раздавит…
Я думал, что я уже выучил уроки боли вместе с уроками игры на фортепиано. Но оказалось, что я плохо учился. Больнее безнадежности может быть убитая надежда.
Так зачем я иду туда снова, если Эрику это тоже не важно? Не знаю. Надежда еще не умерла. Вдруг? Вдруг?
Мне не хочется этого Чувства. Мне не хочется этой боли. Я устал от этой вечной печали, от этой грусти. Я почти никогда не знал ничего кроме них. За исключением того времени, которое я провел с Мсье Розетт. Тогда я был поглощен музыкой и она не оставляла места в душе ни для чего больше.
Я запутался. Я не знаю, о чем я думаю. Я не знаю, что я чувствую и почему. Но я иду к Эрику. Мне хочется, чтобы он обнял меня, чтобы сказал что все будет хорошо, чтобы он был со мной, защищал меня… Я буду молчать… я буду вести себя очень тихо. Но я больше не могу один.
Читать дальше