Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Заречная восторженно глупа. Треплеву только кажется, что Заречная нашла свою дорогу. Чайка не помышляла о поисках дороги, ей суждено летать и летать над волной, пока наконец ее не решится кто-нибудь подстрелить.

Наиболее жизненным в пьесе получился Тригорин. Я наблюдал за известными писателями в Коктебеле и Дубултах и все они привиделись мне похожими на Тригорина. Такие же степенные, вальяжные, ко всему привычные, циничные и скучные.

Треплев тоже талантлив и скучен, но решает – кому быть на коне? – женщина. Подоплека здесь скрыта, как это может показаться на первый взгляд, не в предпочтительности для Заречной мишуры образа мыслей.

Проблема в том, что мы зря смеялись над Мао Цзе Дуном, который однажды сказал:

"Чем хуже – тем лучше".

Смене исторических вех предшествует смена властителей дум. Эпоха

Твардовского ушла в прошлое. Я давно внутренне готов принять образ мысли за святость, но помешали события в Чехословакии и Твардовский.

"Искренность всегда хороша, – думал я, – и "За далью даль" по прежнему со мной". В "Огоньке" напечатано письмо Алексеева,

Проскурина и других "Против кого выступает "Новый мир"? Коллеги обвиняли Твардовского в том, что для него важна чистота эксперимента, но не правда. Где правда? Для меня правда в "За далью даль". Правда в том, что Твардовский благословил Солженицына.

Жизнь коммунистической идее могло продлить только претворение в реальность теории перманентной революции. Если у человека не занята голова, тогда должны быть заняты руки. Это хорошо понимал Макар

Нагульнов. А вслед за ним и Фидель Кастро с Мао Цзэ Дуном.

Команданте и Председатель призывали никому не верить и играть в свою игру.

– Бе-ек! Привет! – звонил Бика.

– Ты куда пропал?

– Подходи. Расскажу.

Кроме Бики и Каната в доме Халеловых никого.

– На первое мая я и Канат кирнули… По дороге домой нас занесло во двор дома ЦГ. Попали в компанию каких-то сапогов… Парни и бабы… Слово за слово – хреном по столу… Базар-вокзал, Каната замкнуло… Он схватил кухонный нож и выстроил хозяина квартиры с гостями в коридоре у стенки… Ничего больше не было… Попугали и свалили с хаты. У входа в ЦГ свинтили нас менты. Короче, что почем и кто откуда выяснять, поздно. У Каната жена беременная… В РОВД я взял все на себя… Дали год… Пять месяцев оттрубил в тюрьме на

Сейфуллина, позавчера этапировали на химию в Сайрам… А утром я приехал домой.

Из магазина с пузырями вернулся Канат.

– Может я завтра поеду? – грустно спросил Бика.

– Нельзя. – Канат поставил бутылки на стол. – Припишут побег с поселения. Сейчас выпьем на дорожку и на вокзал.

Шеф дожидался моего возвращения от Бики злой.

– Опять поддал!

Я промолчал.

– Не трогай его. Пусть гуляет. – сказал Джон.

– Тебя кто спрашивает?! – еще больше разозлился Шеф.

– Говорю тебе – пусть гуляет. – Джон не отступал.

– Я тебе говорю: не лезь не в свое дело! – уже медленно, но с прежней злостью повторил Шеф.

Джон опустил глаза и ушел на кухню.

Пршло два дня и с Джоном произошла перемена. Он не отходил от окна в детской и что-то напевал про себя.

– Что? – спросил Шеф.

Джон взял сигарету, закурил.

– Да…- Джон широко раскрыл глаза и сказал. – Я погнал гусей…

Вызывайте скорую.

"Выткался над озером алый цвет зари…".

Двадцатого октября Доктор пришел домой пьяный в стельку. Дополз до кровати и сразу уснул.

Мама позвонила дяде Урайхану и за Доктором приехали из Советского

РОВД пожилой казах старлей и дружинник.

Офицер будил Доктора с минуту. Брат открыл глаза, обвел взглядом казаха с дружинником и, – что было хуже всего, – ничего не сказал и, молча поднялся с кровати. Что происходило со мной в эти мгновения, заметил старлей.

– Агасы ма?

Я кивнул. Молчаливая покорность Доктора не разжалобила Ситка.

Хотя она бы уже ничего не могла сделать, даже если бы и захотела защитить сына. После звонка к дяде Урайхану она уже не властвовала над событиями. Час назад я мог остановить ее и не было бы никакого звонка. Мог, но не остановил.

Сейчас я сознавал – позорит ли кто кого на самом деле? – какая это жалкая и бесстыжая подлость это самое мое спокойствие, что толкнуло меня на предательство Доктора.

Мама сделала вид, что действовала по личной указке, взяла грех на себя и призвала держать себя в руках.

– Не расстраивайся. Так надо.

Арест на дому получил неожиданную развязку. Помимо побега с химии на Докторе висел свитер сына писателя Жумабаева. Мамаша паренька позвонила Ситку и спросила, что ей говорить в милиции? Матушка сказала: "Делайте, что хотите".