Владимир Яременко-Толстой - Девочка с персиками

– А давно ли помер твой дед?

– Уже лет пятнадцать, но я его еще помню.

– Неужели в таком сказочном месте можно умереть?

– Он умер не от старости, от рака. Мой дед был физиком-ядерщиком, участвовал в испытании атомной бомбы в штате Аризона и там облучился. Тогда еще не знали, как это опасно. Он похоронен за домом.

– Он похоронен за домом? – содрогнулся от ужаса я.

– Да, конечно, – спокойно сказал Ив. – Он похоронен вон там, видишь – огромная бронзовая молекула на постаменте? Это ему поставила бабушка. Бабушка тоже хотела быть похороненной здесь, но она умерла в Мюнхене и ее там сожгли. Нескольким гостям она являлась в этом доме во сне…

– Пиздец, – не на шутку рассердился я. – И ты не предупредил меня заранее, что по ночам здесь бродит твоя покойная бабка? Пиздец!

– Она уже давно никому не являлась.

– Не думаю, что она угомонилась.

– Лично меня она ни разу не беспокоила. Она приходит только к чужим. По-видимому, ей не нравится, когда в доме живут незнакомые ей люди…

– Пиздец! – в ужасе заорал я. – Значит, она явится мне!

– Глупости! – отмахнулся Ив. – Ты что, суеверный?

Как только мы вошли в дом, зазвонил телефон. Ив снял трубку.

– А, мадам Балдакино? – затараторил он по-французски. – Коман са ва?

Я огляделся. Просторная гостиная с застекленной верандой выходила окнами на юг – к морю. В глубине гостиной находился сложенный из кирпичей камин.

– Вечерами будем сидеть у огня, – неожиданно произнес у меня за спиной Ив. – Мадам Балдакино желает нам счастливого Рождества!

– А что же сам Балдакино? Он нам ничего не желает?

– Он спит.

– Спит?

– После обеда он всегда спит. На юге Франции это принято. Многие спят после обеда.

– Может для начала пойдем маканемся в бассейн?

– Давай, а потом сходим на море. Сегодня мы отдыхаем и никуда не ездим. А завтра поедем в Марсель встречать Гадаски. Мадам Балдакино сказала, что машина на ходу, стоит в гараже. Ты знаешь текст марсельезы?

– Только по-русски.

– А я только по-английски.

– Я могу позвонить в Париж Котлярову-Толстому, чтобы он дал нам контакты местных поэтов.

– Котляров-Толстой твой родственник?

– Нет, он из других Толстых, из тех. У которых фамилия с ударением на первый слог.

– А Татьяна Толстая тоже из них?

– Тоже на первый слог.

– А как начет Ивана Толстого с радио "Свобода"? Он тоже на первый?

– Тоже… Но Котляров-Толстый, в отличие от остальных Толстых с ударением на первый слог, очень талантлив и не занят, как остальные его родственники, исключительно набиванием собственного брюха и собственных карманов. Он открыт для общения и легко делится контактами. Он – известный актер, часто играет во французских фильмах агентов КГБ и палачей.

– Наш человек.

– Да, мы его приглашали на фестиваль Голых Поэтов в Лондон, но он тогда не сумел приехать.

– Что-то припоминаю…

– Да, надо позвонить ему перед поездкой в Марсель. Он когда-то лет десять назад организовывал там международный поэтический фестиваль. Из Питера были Митьки.

– Если Митьки уже побывали в Марселе, то нам там ловить нечего.

Значит, они там уже все отсосали.

– Ив, ты иногда неправильно говоришь по-русски. Митьки все высосали, а отсасывать оставили нам.

– Эти хитрые резиновые шланги, готовые присосаться к любой халяве!

– Но, все равно, давай свяжемся с марсельскими поэтами и попытаемся склонить их лучших представителей к Naked Poetry!

– Предлагаю склонять только поэтесс!

– Я полностью с тобой солидарен.

Еще о Котлярове-Толстом. О современной французской поэзии.

Когда я рассказывал Иву о Владимире Котлярове-Толстом и его связи с Голой Поэзией, я кое о чем намеренно умолчал. Просто не хотел посвящать его в некоторые подробности, придерживаясь той точки зрения, что не всем обязательно знать все.

Котляров-Толстый идеей Голой Поэзии проникся до глубины души.

Выступать голым было для него не в первой. Он был признанным мэтром акционизма и голых перформансов, он был одним из тех немногих, кого я могу считать своими учителями. Если показывать пальцем, то еще обязательно ткну им в Константина Кузьминского – патриарха современной русской поэзии, творчество и деятельность которого до сих пор широко замалчиваются в России.

Котляров-Толстый был и остается для меня великим авторитетом.

Однако его интерпретация Голой Поэзии оказалось весьма и весьма своеобычной. Мы с Гадаски дали ему в свое время добро на создание