Владимир Шаров - Старая девочка

Двадцатого мая 1937 года мужа Веры Андреевны Радостиной — Иосифа Берга — отозвали с должности начальника Грознефти в Москву. В Кремле после двухчасового собеседования с Молотовым он был назначен директором строящегося Саратовского нефтеперерабатывающего завода и по важности объекта — одновременно — замнаркома нефтяной промышленности. Полной неожиданностью это не стало. Уже год речь о Саратове заходила всякий раз, как он по командировочным делам оказывался в Москве, но прежде Берг уклонялся. В конце концов раньше он занимался другим — сухой перегонкой дерева, по данной специальности окончил и университет в Мальме, нефть же возникла потому, что сухая перегонка оказалась никому не нужна. Хотя за последние семь лет он построил два больших нефтеперерабатывающих завода в Куйбышеве и Астрахани, чуть ли не в полтора раза поднял добычу в Грозном, за что первый в отрасли получил орден Ленина, его по-прежнему тянуло в науку, этим Берг и отговаривался.

Спустя две недели после его нового назначения Вера Андреевна отправила в Ярославль, где теперь жили ее родители, трех дочерей, сама же не спеша стала заканчивать грозненские дела. Год назад она сделалась заведующей кафедрой русского языка местного пединститута и теперь должна была довести до выпуска своих первых дипломников. Была еще пара крупных долгов, с которыми следовало рассчитаться; по этой причине с Иосифом Вера договорилась, что приедет в Саратов только в конце августа, когда детей надо будет определять в школу.

Эту долгую разлуку оба приняли с пониманием. Первые три-четыре месяца в новой должности у Берга так и так должны были уйти на командировки по заводам-поставщикам, на то, чтобы войти в дело, и, как Иосиф сказал ей еще тогда, сразу после разговора с Молотовым, вряд ли до осени он проведет в Саратове больше недели, зато в Грозный уже в нынешнем качестве точно попадет несколько раз — и на представление нового начальника промыслов, и по дороге в Баку, и обратно из Баку в Саратов.

После отъезда Иосифа три семьи, с которыми они в Грозном сошлись теснее всего: Нафтали Эсамова, главного санитарного врача республики — его женой два года назад стала пухленькая миленькая Тася Кравец, Верина подруга и обожательница с гимназических лет; две другие — председателя арбитражного суда Томкина и заместителя Совнаркома Чечни Закутаева, — поддерживали ее как могли. Как бы кто ни был занят, они виделись едва ли не через день, пили вино, веселились, и с детьми и сами играли в фанты, города, испорченный телефон — словом, во все игры, что знали.

Эти месяцы были у нее по-настоящему хорошими; она была счастлива, и, когда потом, много лет спустя, думала о том лете, вообще о своем грозненском житье, ничего плохого вспомнить не могла. Наоборот, впервые за многие годы ей вдруг сделалось не просто легко жить, она чувствовала, что у нее есть тылы, везде рядом с ней хорошо, она окружена этим хорошим со всех сторон и может ничего не бояться.

Выпустив дипломников, Вера на две недели поехала в горы к Эсамову. У его ведомства рядом с правительственным санаторием, но выше, совсем в горах, было несколько домиков для своих; один заняла она, другой Эсамов, и больше там тогда никого не было, лишь на воскресенье наезжала вся их компания.

Эсамов принадлежал к одному из влиятельных чеченских тейпов; кроме того, он был известным в республике поэтом, так что к его отлучкам, к тому, что он может, никого не предупредив, надолго уехать из Грозного, относились спокойно. Помогало и то, что у Эсамова был подчиненный — разумный, практичный человек с той же фамилией, — если возникала необходимость, он легко замещал начальника. Берг, да и не он один, по сему поводу подсмеивался над Нафтали, говорил, что и когда Эсамов в городе, делами заправляет двойник.

Судьба Эсамова была занятна даже по тем временам. В семнадцатом году он служил взводным в шедшей на Петроград «Дикой дивизии». До этого один из его предков был нукером у Шамиля, и, когда Шамиль сдался и был заключен мир, весь их род снялся с места и переселился в Турцию. Только перед самой смертью его отец вернулся в Чечню. В войну с немцами Нафтали храбро сражался, получил солдатского Георгия; он был вполне лоялен, хотя отец говорил, что вернулся в Чечню мстить, что они — он и шесть его сыновей — возвращаются, чтобы вновь поднять Кавказ против русских. Но горы были замирены, воевать никто не хотел, это понял и старший Эсамов, не завещав им на смертном одре ни мести, ни войны с Россией.