Владимир Шаров - Старая девочка

В горах, где Нафтали проводил не меньше времени, чем в Грозном, он на пару с Михаилом занимался селекцией, учил и натаскивал свору, охотился же редко. Слаженные, точные действия собак доставляли ему огромную радость, он буквально ликовал; когда же, наоборот, что-то не ладилось, сразу впадал в мрак. Возможно, не хватало азарта, возможно, мешала привычка к одиночеству, но необходимость следить, управлять и направлять огромную свору и добрый десяток охотников быстро его утомляла. Вера, впрочем, считала, что дело в другом: для настоящего охотника он слишком боится провалов; и правда, стоило собакам сбиться в кучу, превратиться в бессмысленно лающую стаю, он, даже не пытаясь ничего поправить, оставлял всё на Михаила и, ни с кем не простившись, уезжал в город.

Сколько потом Михаил ему ни втолковывал, что только настоящие охоты, только привычка собак к дичи, к погоне, когда они выкладываются до последней капли, может их выучить, Нафтали всё равно охотился со сворой, лишь если приезжали гости, хотя с ружьем, одной-двумя собаками по-прежнему ходил много.

Все-таки, и несмотря на малую тренированность, охота у него была хорошая, приезжие обычно оставались довольны, однако славился он больше как селекционер, чем охотник. Михаил, как раньше его знал Эсамов, был человеком молчаливым, привыкшим разговаривать разве что с собаками, но здесь, в горах, он, будто вдруг догадавшись, что то, чем он жил: псарни, своры, гоны, травли, — гибнет или уже погибло, решил, что должен сохранить не только собак, но и вообще всё, до охоты касающееся. Повторяя своего старого барина даже в интонации, он при поддержке Нафтали часами теоретизировал, рассказывал бесконечные истории и байки. Многое, конечно, было не ново, взято из чужих рук, часто и речь была совсем не его, но, бывало, те же истории он рассказывал так, как привык говорить с собаками, и тогда получалось на редкость хорошо.

Нафтали, хоть и работал с Михаилом на равных, при чужих брал роль барчука, которого умный, много чего повидавший дядька учит уму-разуму. Он вообще выставлял его вперед, так что в том, что скоро Михаил приобрел славу едва ли не лучшего псаря и всё московское начальство стремилось его переманить, нет ничего удивительного. Впрочем, и на псарне, один на один, Эсамов всё равно вел себя как младший.

В Грозном их было четыре семьи, они перезванивались едва ли не каждый день, а раз в неделю, как правило, в субботу, вместе выбирались в горы на шашлык. Душой компании, без сомнения, была Вера, а мажордомом — Эсамов. Он лично покупал на базаре специи, выбирал и резал барашка, потом священнодействовал у мангала. Он любил горы, любил всё, что делалось под открытым небом, и в этих их вылазках всегда бывал весел и легок, радовался, как дитя. Пока он жарил мясо, другие обыкновенно уходили на прогулку, а Вера оставалась с ним. Никакого напарника не требовалось; она помнила, что когда-то, на заре знакомства, предлагала порезать мясо, лук, помидоры, но любую помощь он мягко, боясь ее обидеть, отклонял, — теперь Вера привыкла, что просто устроится на коврах, которые они привозили из Грозного, и будет смотреть, как он готовит.

Она знала, что в Грозном ему непросто, что он вообще человек не городской, это знали и другие, и то, что это было так, ему несомненно помогало. Вера твердо верила, что именно поэтому большие чистки и обходят Эсамова стороной, а отнюдь не по причине его московских связей. Всё же она боялась за него, чувствовала, что и раньше, и сейчас он висит на волоске — следующая волна арестов может его не миновать.

Стоило им вот так остаться вдвоем, она будто вживую видела, как на весах взвешиваются и эта его странность, и его московские связи; чаши медленно ходили вверх-вниз, все-таки в конце концов получалось, что на этот раз брать его не должны, и она успокаивалась. В ней всегда были эти весы, потому что она боялась, что не сумеет его предупредить, предостеречь; она безумно этого боялась, увлекшись, даже забывала, что он пока здесь, слава Богу жив и на свободе. Она забывала, что тут, в горах, всё — его, и он всё умеет, знает каждую тропу и каждый источник, знает и травы, и выходы соли, где собирается зверье. Наконец, вспомнив об этом, Вера радовалась, будто девочка, и спешила сказать Нафтали что-нибудь доброе. Из-за этой радости, когда примерно год назад Томкиным стала надоедать обязательность субботних выездов: за неделю накапливалось множество дел и с детьми, и других, — Вера со страстью бросилась всё защищать. И они ей уступили, даже написали конституцию своего маленького кружка, где первым номером шли эти самые поездки в горы.