Владимир Яременко-Толстой - Девочка с персиками

Отец мечтал, чтобы Ив пошел по его стопам и тоже стал физиком и сотрудником американских спецслужб. Но Ив был скорее шизиком, чем физиком, страшной опездолочью и распиздяем до мозга костей. Он никак не мог остепениться, неутомимо искал приключений на жопу, цеплял сомнительных баб и дурные болезни. Почему у донельзя приличных буржуазных родителей дети так часто идут в подонки?

Ив же был подонком утонченным, изысканным. Он свободно говорил на семи языках и написал диссертацию в Лондоне. Правда, о пошлости…

Но родители все равно были рады даже этому, лелея надежду, что он когда-нибудь станет профессором, безразлично чего – философии, славястики или литературы, и, может быть, отомстит за отца, получив своего Нобеля. Но он рвался к Голым Поэтам.

Одна ведьма в Сохо, к которой он ходил за советом, сказала ему, гадая ему на стеклянном шаре, что именно через свою наготу станет он знаменит, и уважаем. Но Ив не входил в число отцов-основателей движения Голых Поэтов, он примкнул к нам с Гадаски значительно позже, поэтому я буду категорически против того, чтобы разделить премию на троих. В принципе, даже на двоих, потому что тогда от нее немного останется. Ведь эта свинья Гадаски по большому счету мало что делал, всегда взваливая почти весь организационный груз на мои плечи.

Врача-дерматолога мы нашли на Марияхильферштрассе в глубине подворотни. Лечение началось сразу. Это была пренеприятнейшая процедура, и повторять ее надо было еженедельно. Происходило все следующим образом – Иву делали три укола анестезии – по одному в каждое яйцо и один в хуй. После этого медсестра ляписом выжигала каждую бородавку по отдельности. Все продолжалось около получаса.

Когда начинал отходить наркоз, Ив несколько часов бегал по улицам

Вены, словно ошпаренный. Затем мы шли пить пиво в пивную "Blue

Tomato" (голубой помидор), находившуюся на моей улице недалеко от дома.

– Подходящее названье у этой пивной, – шутил Ив. – Голубые помидоры – это сейчас мои яйца!

Врач запретил Иву сношаться. До полного выздоровления. Ив был несчастен. Но меня волновало другое.

– Как же ты будешь выступать в Бургтеатре? – спросил его я. -

Ведь ты к тому времени еще явно не вылечишься!

– Не бойся, этого никто не заметит! Бородавки – они ведь такие маленькие…

– А что ты будешь делать, когда мы начнем фотографировать баб?

– Я буду смотреть, как ты это делаешь. Могу ставить свет.

– А дрочить-то тебе хоть можно?

– Думаю, можно.

– Спроси у доктора!

– Я буду дрочить без спроса…

– Тогда надо искать студию и начинать работу.

Найти студию оказалось непросто. Я смотрел объявления в

"Фальтере" и в академии. Но ничего подходящего не попадалось. Мы даже дали объявление сами, указав, что нам надо.

Вдруг мне позвонила какая-то тетка.

– У меня есть для вас отличное помещение, но только на три недели

– до конца месяца. Зато недорого.

– Где?

– В пятом районе, на Гартенгассе.

– Когда можно его посмотреть?

– В любое время.

– Мы сейчас приедем!

Помещение оказалось просторной трехкомнатной квартирой на втором этаже, выходящей главными окнами на женский монастырь, зажатый между домов квартала. Деревья монастырского сада уже почти облетели и сквозь полуголые ветви из глубины средневековых стен выглядывали бойницы монашеских окон.

Тетка переезжала. Договор заканчивался у нее в конце ноября, но она уже вывезла вещи и предлагала нам попользоваться квартирой оставшиеся до окончания срока аренды три недели. Квартира была роскошной, с высокими потолками, белыми стенами и совершенно без мебели. Только в одной комнате на полу валялся старый одинарный матрас, а в углу стояло мягкое кресло.

– Мне здесь нравится! – заявил Ив.

– Именно то, что нам надо.

– Я могу здесь даже пожить.

– А тебя не будут смущать взгляды монахинь? Окна ведь без занавесок?

– Нет, пусть смотрят, как я здесь буду дрочить.

– Думаю, они не только этого насмотрятся!

Мы тут же ударили по рукам с хозяйкой и остались с Ивом в квартире.

– Надо скорей начинать! – решительно сказал Ив.

– Тогда мы сразу же позвоним Гудрону, она уже несколько недель названивает мне ежедневно.

– Так хочет фотографироваться?

– Или же страдает острым недоебитом…

– Дай мне ее номер!

Номер Гудрон хранился у меня в записной книжке мобильного телефона.

– Странное у девушки имя, – пробормотал я, листая книжку.

– Ничего странного, имя обычное, немецкое.