Владимир Яременко-Толстой - Мой-мой

– Спокойной ночи, – говорю я Кристине, выходя на улицу, – или ты хочешь поехать со мной?

На Литейном я ловлю частника. Мы забираемся на заднее сиденье, и Кристина заговорщицки шепчет мне в ухо:

– Толстой, я знаю, что сейчас нельзя говорить по-немецки, потому что с нас могут содрать три шкуры, как с иностранцев. Мне об этом рассказывали.

– Ты умная девочка, – также тихо отвечаю ей я, – а что делают с умными девочками, ты надеюсь, знаешь, а если не знаешь, тогда скоро узнаешь.

Кристина курит как паровоз, и целоваться я с ней не хочу. Не зажигая свет, я аккуратно ставлю ее в уголок и быстренько делаю все по-собачьи, памятуя свой опыт в Вене, когда она, подмяв меня под себя, чуть было не превратила в отбивную котлету. С крупными женщинами нужно быть всегда осторожным, сдерживая их чрезмерные порывы и не давая дорваться, иначе последствия могут быть непредсказуемы.

И вот я добросовестно деру с Кристины три шкуры, которые с нас не содрали в такси. Я дергаю ее за висящие сиськи, смачно хлопаю ладонями по толстому белому заду, дергаю за волосы и даю пососать свои пальцы. Собачья поза удобна тем, что можно в любой момент убежать, и женщина схватить тебя при этом не может. Эта поза дает ощущение полной свободы, простого исполнения нужды, это почти как под дерево пописать – подошел, расстегнул штаны, сделал дело, застегнул и пошел дальше. Красота, да и только!

Утром я выглядываю с балкона на то, как уходит Кристина, я подробно объяснил ей путь на Моховую – все прямо и прямо по Чайковского через два перекрестка, с проспектом Чернышевского и с Литейным, а потом сразу налево на Моховую. Моховая Чайковского не пересекает, она от нее отходит, перекрещиваясь с Пестеля и в самом конце упираясь в Белинского. Кристина идет по Чайковского, удивленно и восторженно озираясь на величественные старые здания, которые не смогла рассмотреть ночью, вся залитая солнцем и утренней свежестью, под пение воробьев и карканье ворон на кронах деревьев Таврического сада.

А к консульству подкатывает большой серебристый автомобиль, из которого выходит Пия. Она радостно машет рукой и кричит мне – "Привет!" Я тоже машу рукой и посылаю ей воздушный поцелуй.

"С Пией надо что-то делать" – думаю я, – "надо уделить ей внимание, пригласить зайти после работы и выебать. Мы уже не встречались две ночи, а планы на все ближайшие мне неизвестны. Теперь меня будет домогаться Кристина, да и Ольга тоже снова хочет встречаться. Нужно делать так, чтобы все были довольны. Просто-напросто разделить день – утром Кристина, днем – Пия, вечером – Ольга. Любовь три раза в день – это не так уж и много, ведь у меня в жизни бывали графики и пожестче".

– Здравствуйте, меня зовут Наташа, я переводчик с немецкого. Ваш телефон мне дала Ольга Щукина.

– Ой, извините, пожалуйста, это сейчас пройдет. Ха-ха, ой. Я просто не знал, что у Ольги фамилия Щукина. У меня когда-то даже была ее карточка, но коротко, я тогда не посмотрел, сразу отдал своему ассистенту. Пожалуйста, простите, ради Бога, еще раз!

– Ольга Щукина сказала, что вы ищите переводчика.

– Да, вы нам будете нужны завтра днем примерно с двенадцати и до двух. Но было бы замечательно, если бы вы сумели подойти сегодня в семь на Моховую 41, чтобы все подробно обсудить. Записывайте адрес и телефон. Хозяин – художник Будилов, там на одном из звонков написано будет.

Пия влетает в открытую дверь в красном весеннем пальто порывистая, как северный ветер, и сразу кидается мне на шею.

– Скучала?

– Да.

– Ну, вот, дождалась… Сейчас я тебе вставлю!

Я валю ее прямо на пол и кочу, как бревно, как колоду карельской березы, как добычу по паркету к своему звериному логову, чтобы там растерзать и поджарить на костре дикой безудержной страсти. Я жарю ее, как прошлой ночью жарил Кристину, или как позапрошлой жарил я Ольгу. Я переворачиваю ее на раскаленном вертеле моего хуя, добросовестно поджаривая со всех сторон до полной готовности, чувствуя себя шеф-поваром ресторанчика "Каннибал", пока еще не открытого, но как знать, как знать.

Я вижу, как подрумяниваются ее щеки, а из ее внутренностей начинает капать аппетитный душистый сок. Я покусываю ее нежные части, ощущая, как горячо они обжигают мне губы. И лишь тогда, когда, на мой взгляд, она готова уже почти полностью, я поливаю ее густым белым соусом. Внутри, а затем еще немного снаружи, и оставляю лежать, остывать и доходить до кондиции, безмерно гордый своими кулинарными хитростями.