Владимир Яременко-Толстой - Мой-мой

"Хороший художник должен обязательно хорошо готовить" – сказал мне однажды Фриденсрайх Хундертвассер, мой наставник по Венской Академии Изящных Искусств, известный художник и прожектер, когда мы с ним сидели в открытом кафе, обсуждая гуляющих женщин. Мы ели с ним сыр камамбер, запеченный с грибами, и запивали пивом. Но я не знаю, что имел он тогда ввиду, и почему я теперь об этом вспомнил.

И я смотрю на часы, и вижу, что стрелка ползет к семи и, что мне уже нужно идти на Моховую. Там меня поджидает Хайдольф, и должна подойти переводчик Наташа, и архитектор Сергей, а Кристина Бернталер и художник Будилов тоже, наверное, там.

– Знаешь, через неделю я еду в Лапландию!

– Тогда привези мне оленьего мяса!

– Хорошо, привезу.

– А что ты будешь там делать?

– Я буду читать доклад о финских туристах в России.

– Ого, это уже интересно!

– А еще я должна кое-что оформить, чтобы получить свой диплом.

Когда я его, наконец, получаю, тогда будет большой-большой праздник!

– Когда?

– Думаю, в мае.

– Давай, я поеду с тобой и расскажу там о сибирских шаманах?

– Мне кажется, в Лапландии шаманов уже нет, поэтому это неинтересно.

Пия уходит, но после нее на подушке остается лежать сделанный из зеленого камня широкий крючок-кулончик на кожаном шнурочке. Я беру его в руки, смотрю на свет, а затем вешаю себе на шею. Теперь я буду его носить. Это единственное, что у меня от нее есть. Интересно, она заметит пропажу?

По дороге на Моховую у "Колобка" я встречаю Лизу с бутылкой водки в руке, приходится остановиться.

– Вот, – говорит Лиза, – водку купила. Это хороший сорт – "Флагман"!

– Знаю-знаю, я тоже только его пью.

– Знаешь, завтра мы летим с Яном на неделю в Грецию, а как там с водкой – неизвестно, поэтому я на всякий случай одну бутылку с собой купила, что бы там от жажды не умереть.

– А почему вдруг ты решила отдыхать в такое время, Лиза? Даже в

Греции еще, наверное, не жарко! Могла бы еще месяцок подождать, и потом ехать.

– Владимир, так ведь Пасха! Завтра последний рабочий день, а послезавтра уже страстная пятница. В школе – каникулы, в консульстве мы тоже на следующей неделе только три дня работаем. Завтра все разъезжаются, кто в Хельсинки, кто куда.

– А как же Пия, она мне ничего не сказала, она тоже уедет?

– Нет, она здесь остается. Но ты, Владимир, – Лиза смеется, – можешь со мной в Грецию ехать. Яна мы дома оставим, а сами поедем. Если решишься, приходи завтра ко мне с вещами в четыре! Ты знаешь, где я живу.

– Хорошо, – говорю, – Лиза! Только ты еще одну бутылку водки, уже для меня купи, только не 0.75 как эта, а литровую, чтобы я там, в Греции тоже чего доброго от жажды не сдох! А лучше – бери сразу две!

Обоюдно смеясь состоявшемуся смолтоку с элементами черного английского юмора, мы расстаемся, и я бегу дальше. Я опаздываю, немного заебавшись с Пией. А я тут еще с Лизой задержался. Уже семь. Уже должна подойти переводчица, которую никто не знает.

Однако на моем пути это была не последняя встреча. У дома Будилова перед входом в "Челюсти" я неожиданно сталкиваюсь с Каролиной Хубер. Она стоит рядом с сочной молодой брюнеткой, о чем-то глубоко призадумавшись.

– Привет, Каролина! – говорю я по-немецки. – Ко мне приехали друзья из Австрии и мы собираемся пойти сейчас ужинать. Хочешь пойти с нами?

– Привет! – отвечает мне Каролина. – Знакомься, это – Элиза из

Гамбурга. Мы хотели пойти в "Челюсти", но сейчас здесь нет мест.

– Не может быть! – отвечаю я.

– Может, посмотри сам!

Я из любопытства заглядываю в "Челюсти", потому что сам хотел повести сюда сегодня Хайдольфа, а там и вправду не протолкнуться.

– Мамочки! – говорю я, – Да что же это творится? Я такого еще не видел.

– Сегодня у нас в Академии был work-shop одного американского профессора и финского куратора, пришло много народу, а теперь все пошли пить.

– Пойдемте тогда к Будилову, а куда от него, решим после.

– Мы не можем, нам нужно подождать друзей, мы договорились встретиться здесь.

– ОК! Тогда давайте поступим так, когда друзья придут, вы заходите в этот вот двор и кричите "Владимир! Владимир!", а я к вам выйду.

Хайдольф бегает по маленькой комнате Будилова, как лев в клетке, размахивая руками и репетируя лекцию. Кристина разбирает слайды. Сергей стоит у окна и ковыряет в носу, а Будилов кормит свою черепаху, которую я тоже кормил в новый год, когда он уезжал на Волгу к родителям. У меня черепаха есть не хотела, а только грустно высовывала голову и смотрела вокруг, словно говоря – "Где папа?" Она очень любит Будилова и больше ни у кого другого из рук не ест. Будилов утверждает, что это настоящая африканская тортилла, и что через триста лет она будет как пол его комнаты.