— После двенадцати еще будет, выходите смотреть, кто спать не ляжет.
Вернулись в дом, Борис еще раз извинился и предложил сказать тост Нине Павловне.
— У меня других слов нет и не будет. Мужа на ноги поставил, скоро бабушкой стану, Василису из Грязновки перевез, всем добро делаешь. За тебя, сынок.
— За такой тост: только стоя, — Михаил поднялся и опрокинул рюмку в рот.
Тесть стал рассказывать, как Борис лося завалил, с юмором, с прибаутками. Потом как сам медведя поднял.
Михаил спросил Василису:
— А вы с медведем встречались, страшно?
— У нас все охотники встречались, — ответила она скромно.
— И вы убивали? — удивился Сухоруков.
— Приходилось, — ответила Василиса, поняв, что он не отстанет, — в прошлом году с шатуном встретилась. Просто повезло, мало, кто после таких встреч в живых остается. Его собакой не поднимешь, не встает на дыбы. Я платок сняла с головы, если на морду удачно бросить, то пока смахивает его, можно стрелять. Кинула платок, а порыв ветра его поднял, шатун за ним на дыбы, я и всадила ему в упор дуплетом в сердце. Час отходила, руки дрожали, не слушались. Успокоилась, шкуру сняла и мяса, сколько смогла забрать. Бог спас, с шатуном такие штуки не проходят, зверь голодный, в ярости. Но у нас жил раньше в Грязновке Степан, он на белку пошел с мелкашкой и с шатуном встретился. Медведь у него винтовку из рук выбил, не успел Степан в глаз ему выстрелить, на землю упал, голову руками обхватил и локти к животу с боков прижал. Мишка его пытается перевернуть, чтобы кишки выпустить и скальп содрать, а он выбрал время и ножом по горлу махнул. Кровь Степану прямо на затылок льется из медведя, потом он стал свою кровь лакать и ушел. Степану глаз один выдрал, немного живот порвал, лайки домой прибежали одни, привели к нему людей. Ничего выжил, ножом медведя зарезал, нашли шатуна неподалеку мертвого. Кому как повезет, тут не до боязни, дрожь потом пробирает.
— Точно, — подтвердил Яковлев, — был такой случай, помню.
Светлана обратила внимание, что Василиса, рассказывая историю с медведем, совсем не смотрит на Михаила, ожидая реакции от ее мужа. У нее промелькнула мысль — для кого вырядилась? Родители и я не в счет, это точно, поглядывает изредка только на моего…
Михайлов включил телевизор, Президент заканчивал свое поздравительное выступление.
— Миша, разливай шампанское, скоро куранты забьют.
Бокалы сошлись в центре стола, с Новым Годом… каждый выпил за загаданное желание. Вот и наступил следующий год, всем хотелось, чтобы он принес счастье, здоровье и удачу.
Они выскочили на улицу, обратив внимание, что деревенские уже ждут их. Михаил выставил пять петард в ряд, поджег по очереди, деревня впервые за всю историю существования принимала праздничный салют.
Сельчане перешептывались между собой: «Гляньте, Василиса у Михайловых гуляет, кончился траур»… «Из наших никого не позвал»… «Че тебя звать — ухажер к ней приехал, вот и позвали. Не век же ей одной жить». «А ночевать к ней пойдет»? «Если и пойдет, тебе-то что, завидно? Пять лет одна жила, хватит».
А Василиса, правда, переменилась резко — радовалась, смеялась и веселилась вместе со всеми. Светлана больше не замечала ее изучающих, призывных взглядов на мужа и успокоилась — показалось. Надо тоже себе платьев купить хороших летом, мужика всегда лучше держать в завлекательном тонусе, подумала она.
После салюта еще посидели немного и родители засобирались домой, почувствовав, что дочери требуется отдых, все-таки рожать через полтора месяца. Стали одеваться и Михаил с Василисой. Полдеревни наблюдало тайно из дворов, что полковник ушел с Яковлевыми. Кто-то обрадовался, а кто-то вздохнул…
Василиса пришла домой, упала на кровать, не раздеваясь, обняла подушку и долго лежала, уткнувшись в нее. Ее любимый мужчина был счастлив с другой, а муж говорил терпеть, не твой он. Сколько терпеть, чего ждать, что имел в виду муж, Василиса не понимала? Если бы он пришел к ней вчера — отдалась бы ему вся безраздельно, а сегодня она думала уже и о Светлане. Михаил… прекрасная пара… но не тянуло ее к нему, не тянуло совсем. На завтра, вернее уже на сегодня, она снова приглашена. Идти? Она так и уснула в раздумьях, не раздеваясь.
Михайловка дымила трубами на рассвете, подавая признаки жизни старинным способом. Дороги, как таковой, не было и в самой деревне — шли от дома к дому узкие людские тропинки, по которым легко определить: кто к кому ходит.
Читать дальше