Борис Мишарин - Зовущие корни (СИ)

Тесть замолчал, подкидывая в костер хворост, он вспыхивал, уносясь искрами ввысь, в темноту. С ответом не торопил, понимая, что не ответить так сразу на поставленные вопросы.

Михайлов размышлял, прикидывая один вариант, другой… Начал издалека:

— На твой вопрос, отец, каждый может ответить. Я, другой простой человек, глава поселковой администрации, районной, городской, областной, Президент и так далее. Но суть в том, что ответ у каждого будет разный. Где-то ответы станут сходиться, расходиться, пересекаться, наслаиваться в большей или меньшей степени. Но будет ли среди ответов правильный?

— Конечно, будет, — уверенно ответил тесть.

— А я совсем не уверен, что хотя бы один будет правильным.

— Да ну… даже Президент ответит неправильно? — удивился Яковлев.

— Понимаешь, отец, — усмехнулся Борис, — Президент — это такая должность, на которой можно знать ответ, но не всегда выгодно отвечать конкретно. Есть секретность, политика внешняя и внутренняя, целый ряд факторов, с учетом которых прозвучит ответ. И, вдобавок, этот ответ не все умеют услышать.

— Так надо попросить, чтобы сказал громко, — предложил Яковлев, — и услышат все.

— Конечно, отец, конечно, — вздохнул Михайлов, — жизнь сложная штука. Сегодня верное — завтра становится неверным. Ты про татаро-монгольское иго слышал?

— Да, все знают, триста лет нашествия, — уверенно ответил он.

— Все знают, а никакого иго не было на самом деле.

— Да ну…

— Вот тебе и да ну. Генетически не подтверждается, кровосмешение отсутствует. Когда бурят или бурятка за русского выходит, женится — какие дети рождаются? Правильно, похожие на бурята. Так за триста лет-то мы все должны с раскосыми глазами ходить или опять что-то не так?

— Вот те на… точно, — он хлопнул себя по колену, — верно. Они бы всех баб перепробовали. Почему же тогда…

— Не знаю, отец, не знаю. Может, у них на триста лет воздержание походное было.

Яковлев рассмеялся.

— Ох, уморил, какое там к черту воздержание на баб у иноверцев.

— Так, где она тогда правда? — продолжил Михайлов, — были у вас в колхозе машины, трактора и комбайны, начальнички все порастащили, пораспродали, без техники захирела деревня и стала никому не нужна. Так?

— Так, абсолютная правда, — согласился Яковлев.

— Вот ты и услышал ответ, назвал ответ правильным. А он не правильный, отец, не правильный.

— Как же неправильный, когда в самую точку, — возразил тесть.

— Доля истины в нем есть, — согласился Михайлов, — это очевидно. И большая доля. Но почему начальнички это сделали, а раньше не делали? Потому что условия для этого появились. Выходит, что не только ваши маленькие начальнички виноваты, но те большие, которые эти условия создали. Так?

Яковлев помолчал немного, вновь подбрасывая хворост в костер, ответил неуверенно:

— Выходит, что так.

— Каждый человек воспринимает ответ на своем уровне, отец, то, что знает и хочет услышать. Вот, например, у тебя сейчас новый трактор Беларус, как его еще можно назвать?

— Как? — удивился тесть, — ни как. Белорус, он и есть Беларус, никак иначе.

— А если я его назову самодвижущимся механизмом, способным тащить за собой плуг, тележку и так далее. Я что, буду не прав?

Тесть сдвинул шапку на затылок, почесал вспотевший лоб от костра…

— Прав, конечно, ты всегда прав. Мозги мне только запудрил и все. Ладно, заливай костер, спать пойдем.

Яковлев устроился на топчане и долго не засыпал, все думал о сказанном зятем. Верил он ему безоговорочно, но и не понимал. Вроде бы ответил он на вопросы, но путаницы в голове появилось еще больше. А главного ответа — когда на деревню обратят внимание, он так и не получил.

Михайлов тоже заснул не сразу. Для себя он считал однозначным лишь один ответ — монарх, давший место анархии, и есть главнюк. Потом уже появился Ельцин со своими перегибами, страной стало управлять сложнее.

Меняются времена, эпохи, люди… Стали обращать внимание на деревню, но на инициативную, не на окраине, а в середине периферии. Правило никогда не менялось — деньги к деньгам.

Возрождать надо Михайловку и реальные мысли летали, кружились по зимовью в глубокой тайге.

Утром проснулись мужики под впечатлением вечернего разговора с двояким настроением — прелестная природа: тайга, кедрач и тяжесть развалившейся деревни. Перекидывались короткими фразами — дай, налей, еще будешь? Перекусили, попили чай и принялись за дело. До обеда били шишку, после обеда мололи, получая чистый орех. Пробыли в кедраче еще два дня и стали возвращаться.