Борис Мишарин - Зовущие корни (СИ)

Дорога из проселочной постепенно превращалась в лесную. Заросла травой и не помнила когда по ней последний раз проезжала машина. Но все-таки оставалась дорога, два раза в год Василиса привозила по ней муку и соль. Весной после вскрытия рек и осенью до ледостава.

Раньше Грязновка от Михайловки отличалась почти лишь количеством домов. В Михайловке побольше, в Грязновке дворов пятьдесят. Сейчас стоял посередине один дом, от него несколько пустырей с печными обвалившимися трубами. Дальше снова дома.

— Василиса дома на бревна раскатывает, пилит и получаются дрова. Легче, чем в лесу валить и таскать, — пояснила Светлана.

— Целый мужик эта Василиса, — усмехнулся Михайлов, останавливая машину у дома.

Они вышли, зашли во двор. Василиса, как сразу понял Михайлов, встречала их на пороге, прислонившись одним плечом к косяку двери. Одной руки не было видно и, как предположил Михайлов, она держала в ней заряженное ружье — мало ли кто мог приехать.

— Доброго здоровья вам, — поздоровались Михайловы.

— Здравствуй, Света, — ответила Василиса, — с тобой кто?

— Это мой муж, Василиса, поговорить с тобой приехал, — ответила она.

— Заходите, гостями будете, здравствуй…

— Борис, — подсказал он.

— Здравствуй, Борис.

Она сошла с крыльца, указала рукой на скамейку во дворе. Михайловы присели, к ним присоединилась и Василиса. Борис закурил сигарету, начал разговор:

— Мы со Светланой живем в Михайловке, в доме учительницы, если знаете, — она кивнула головой, — я ее сын.

Василиса посмотрела на него уже по-другому, не так настороженно, как прежде. Борис продолжил:

— Случайно узнал о вас, Василиса, и подумал — почему бы вам не переехать в Михайловку, дома есть, пустуют. Соберете урожай, мы вас перевезем, можно и раньше, если захотите. Дров привезем на зиму, огород весной вспашем. Все лучше, чем одной жить, а на могилку к своим всегда сбегать сможете. Что ответите, Василиса?

Она ответила не сразу, видимо, обдумывая варианты. Борис разглядел ее уже лучше, но возраст так и не определил. По внешнему виду около пятидесяти, но одежда и зимние холода старили обычно деревенских, а у нее еще и невзгоды. Неужели ей, как и мне, сорок пять?

— Трудно ответить малознакомому человеку, — начала Василиса, — если бы не Светлана, не стала бы разговаривать совсем.

— Мой муж, Василиса, Михайловский Голова, что это — ты знаешь. И меня ты знаешь. Сходи, посмотри дома, можем сейчас тебя отвезти, обратно, конечно, сама доберешься.

— Голова, значит… Быстро, но, наверное, заслуженно. А дома чего смотреть, я их и так знаю. В Корнеевский перееду, если все так, Светлана дом знает. Выкопаю картошку и увезете все разом, — она встала и поклонилась, — спасибо вам, Борис. Чаем бы напоила, но заварки нет, с травами сама пью, желаете?

— Спасибо, Василиса, мы со Светой поедем, дел еще много. Сейчас как раз дрова заготавливаем, привезем в Корнеевский дом, пусть вас дожидаются. Будете готовы к переезду, скажете отцу Светланы, у него трактор с тележкой, перевезем вас. До свиданья.

Василиса еще долго стояла на дороге, смотрела вслед уходящей машине. Когда рассеялась пыль, пошла на кладбище, сообщить новость своим.

Михайлов ехал обратно в думах. Это же надо довести человека до такого состояния… Наверное, улыбалась последний раз, когда еще дети в доме смеялись. Каменное лицо, мимические мышцы давно не работали. Светлана произнесла тихо:

— Наверное, Василиса на кладбище сейчас, обнимает могилки своих детей, у ней двое было, мальчик и девочка. Крупозное воспаление легких, как сказала тогда фельдшерица.

— Плачет…

— Нет, она давно не плачет, выплакала отмеренное. Никто за последние годы не видел ее смеющейся, улыбающейся или плачущей. Закаменела она с горя, ты не думай, что она отнеслась к тебе плохо, придет время — оттает в деревне, добро и камень понимает, — пояснила Светлана.

— Да… обидно и злостно одновременно… Есть глава поселковой администрации. Он куда смотрит?

— Куда? — усмехнулась Светлана, — в бюджет, вестимо, где бы и как еще что-то прихватить незаметно. Не до Василисы ему. Ты думаешь ей лет пятьдесят?

— С виду так, — ответил Борис, — но я скидку сделал. Наверное, сорок пять.

— Не угадал, ей сорок лет. Пенсию или выплаты какие, не знаю точно, по потере кормильца получает, копейки, а не пенсия. Уехать дальше Михайловки сердце и душа не позволит — дети там у нее лежат. Муж и родители.

Дрова привезли деду Матвею и Василисе в будущий дом. Народ удивлялся, как раньше ей не предложили переехать в Михайловку, жить одной невозможно, а она жила уже целых пять лет.