Олег Рой - Код личного счастья

— Ну а серьезно?

— А если серьезно, то я же сказал, что это сюрприз! Так что иди в гостиную, садись и жди.

В гостиной оказалось темновато, но Лариса не стала зажигать свет, а только раздвинула портьеры на всех окнах и включила гирлянду на елке. Да уж, что говорить, такого Нового года у нее никогда в жизни не было… И никогда не будет — хотя она отдала бы все на свете за то, чтобы он повторился.

Чего Лариса точно не ожидала, так это того, что Саша появится в комнате с гитарой. Обычной шестиструнной гитарой, по виду даже и не очень дорогой, не красного дерева и не работы Страдивари или кто там из гитарных дел мастеров должен котироваться у богатеев.

Глядя на изумленное лицо Лары, Саша засмеялся.

— Не ожидала увидеть в этом доме гитару, да? Но даже тем, кого ты так упорно называешь олигархами, не чуждо ничто человеческое…

Присев на краешек кресла, он стал настраивать инструмент по слуху.

— А ты играешь на чем-нибудь, Лара?

Она с сожалением покачала головой.

— Увы. И не играю, и не пою. Ни голоса, ни слуха. Но очень люблю, когда поют другие.

— У меня тоже голос далеко не оперный, — признался со смущенной улыбкой Саша. — Но слух какой-то вроде бы есть… Впрочем, тебе решать.

Взяв пару аккордов, он наконец удовлетворился звучанием настроенного инструмента и тихонько запел старинный романс на стихи Алексея Константиновича Толстого:

Средь шумного бала, случайно,

В тревоге мирской суеты,

Тебя я увидел, но тайна

Твои покрывала черты…

Лара только вздохнула. Откуда он узнал, что ей нравятся романсы и что этот — один из самых любимых? «Совпадение? Или же мы с ним и впрямь на одной волне?» В ее жизни еще ни разу не случалось ничего даже похожего — чтобы мужчина, в которого она была влюблена, пел для нее…

Романс сменила известная бардовская песня, потом композиция из репертуара старой отечественной рок-группы, потом мелодия из кинофильма… Саша пел, а у Ларисы туманилось в глазах от непрошеных слез, когда пронзительные строки проникали прямо в сердце. И она уносилась то в бескрайние степные просторы, где так вольно гуляет ветер и весной цветут тюльпаны, то на берег океана, где кричат чайки и виднеются вдали паруса бригантины, то к ночному костру, горящему на лесной поляне, когда трещат дрова и сноп искр поднимается прямо в темно-синее, усыпанное звездами небо, — туда, где мечты не кажутся несбыточными и всегда верится в лучшее…

Очнулась она от тишины, в которой не хватало гитарного перебора, и взглянула на Сашу, который, подув на руку, продемонстрировал натруженные пальцы.

— Извини, но на сегодня концерт окончен, — объяснил он. — Отвык я от гитары, давно не играл.

Лариса стала благодарить его, попыталась найти слова, чтобы похвалить исполнение — но все звучало как-то неправильно, нарочито, и даже близко не передавало чувств, которые она испытывала. И Саша прервал ее, вдруг предложив:

— Лара, а давай потанцуем?

— С удовольствием, — радостно согласилась она. — Только мне надо переобуться, — на ногах у нее и сегодня были те самые злосчастные безразмерные тапки.

В спальне, сменив «лыжи» на ботильоны, Лариса покрутилась перед зеркалом, оценила синяк, уже начавший менять цвет, и пожалела о косметичке, оставшейся в сумке. «Ничего не поделаешь, — философски вздохнула она. — Какая уж есть». Причесалась, еще раз критически осмотрела себя и присоединилась к Саше. А он, не теряя времени в ожидании, просмотрел диски и выбрал компакт с лирической музыкой.

— Разрешите пригласить вас на вальс, сударыня? — шутливо поклонился он.

Боясь, что Саша услышит, как громко колотится ее сердце, Лара положила руки ему на плечи, он обнял ее за талию и повел в танце. Танцевал он не хуже, чем пел, отлично чувствовал и ритм, и свою партнершу. Сохраняя приемлемую дистанцию, Саша удерживал ее одной рукой, а Лара, улавливая каждое движение партнера, скользила с ним по комнате, плавно покачиваясь в такт звучащей из динамиков мелодии.

За окном начало темнеть. Горизонт впитывал прощальные лучи закатного солнца, и сгущавшиеся сумерки растворяли контуры мебели. Гирлянда на елке сияла разноцветными огоньками, иногда то гасла, то вспыхивала вновь, точно намекала, заговорщицки подмигивая, что знает их тайну, но никому не выдаст. Мир сузился до пятачка у окна, на котором они остановились. Саша полностью откинул портьеру и развернул Лару к стеклу.

— Посмотри, какая красота…

Он не преувеличивал — к вечеру распогодилось, и вид на заснеженный ночной город оказался нереально красив. Предновогодняя Москва светилась тысячами огней: золотистые окна, разноцветная праздничная иллюминация, цепочки фонарей, а вдоль каждой ленты дорог или эстакад с разветвлениями в несколько уровней и кольцами развязок лениво тянулись в противоположных направлениях две змеи, ярко-красная и ослепительно-светлая — фары автомобилей.