Чем бы их закрепить, мать их в душу?!. Можно связать оконную ручку с гнездом, куда вставляется крючок, но только быстро, быстро, пока будешь неизвестно где искать бечевку, все опять к черту разлетится…
Он обежал комнату глазами и даже поднял их к потолку — со шторы свисал витой метровый шнур. Ага, обрезать его — но чем, чем?.. Так вот же он, малайский крис! Острый как черт.
Быстро, но осторожно, чтобы не порезаться, он взял извилистый кинжал в зубы и, словно пират, с кинжалом в зубах вновь, кряхтя, забрался на подоконник. Перехватил нож в правую руку и только начал осторожно распрямляться, как крючок снова вылетел и удар освободившихся створок сбросил его на пол.
Он крепко треснулся правым локтем и коленом, но ожог в правом бедре был настолько силен, что он схватился рукой и устремил туда глаза одновременно. И обнаружил торчащий кинжал.
Точно там же, как у Мирохи…
Вроде бы нельзя выдергивать нож из раны, чтобы не хлынула кровь, Мироха вот выдернул…
Быстро «скорую»!
Он начал вставать, но каждое движение причиняло такую боль, что перехватывало дыхание и буквально лезли глаза на лоб. А вишневое пятно на шортах разрасталось и разрасталось, как чернильное пятно на промокашке… На солдатской ткани вид прямо фронтовой.
Как все это просто — раз, и нет человека!.. Он рванулся к телефону, но режущая боль в бедре едва не вышибла из него дух.
Он охватил левой рукой лезвие так, чтобы не прикасаться к нему, придавил ткань к бедру и, стиснув зубы, правой рукой вырвал кинжал из раны, снова чуть не потеряв сознание от боли.
Сдавленно мыча при каждом шаге, добрался до телефона. Трубку не брали часа два, на полу успела образоваться алая лужица (тапочки он скинул сразу, как только в правом захлюпало). Потом какая-то дурища еще два часа расспрашивала, как его зовут да сколько ему лет, пока он не заорал: вы понимаете, что у вас, может быть, считаные минуты, я сейчас оставлю записку, чтобы в случае моей смерти винили вас, как ваша фамилия?!
«Успокойтесь, перетяните рану потуже, бригада уже выезжает».
Чем же, чем перетянуть?.. Он со стонами доковылял до ванной. Полотенца только махровые, ими не перетянешь. Все-таки он обмотал бедро поверх шортов и, как сумел, затянул. С мычаниями прохромал в спальню, сорвал покрывало, простыню; наступив ногой, попытался оторвать полосу — простыня не поддавалась. Волоча ее за собой, потащился к брошенному у окна крису и успел отметить, что стекла больше не дрожат, буря стихла, как будто только его гибели и добивалась.
Крови на кинжале пальца на три-четыре (пронеслось нелепое воспоминание, как охотники на черепах проверяют, сколько на них жира: вонзают нож им в хвост и смотрят, на какой глубине появляется кровь). Натянув простыню рукой и зубами, полоснул отточенными извивами — простыня разъехалась сразу на полметра. Оторвать широкую полосу дальше ничего не стоило.
Он на столе сложил ее вдвое, так что она сделалась шириной примерно в ладонь, и, насколько сумел, туго затянул ее опять-таки поверх уже начавших обвисать пропитанных кровью шортов. Он впился взглядом в сморщенный жгут — красное снова начало проступать, но вроде бы уже не так быстро.
Можно было наконец присесть, но он побоялся запачкать стул кровью и полуприсел на подоконник — сзади шорты вроде были сухие. Теперь вопрос, кто быстрее — бригада или кровь. Боль, пока не шевелишься, была терпимая. Не зря говорят, что смерть от потери крови самое приятное дело, Мироха, по крайней мере, недовольства не выказывал…
М-мать твою!.. Он же по телефону назвал номер своей, а не Вишневецкой квартиры! Перезвонить, что ли?.. Но ведь попадешь уже на другую дуру… Пока ей объяснишь… А бригада уже в дороге…
Нет, надо спускаться домой. Сима перепугается, но что делать… Она может и пригодиться, если он потеряет сознание…
Голова не кружится, в глазах не темнеет?.. Не понять, все кажется бредом.
И так все просто — загнешься, как Мироха, у всех на глазах, и никто не поможет…
В дверях зачем-то оглянулся — лампадка светилась очень скромненько, даже икон не освещала, наверно, она и все время так горела… Какая нелепость — чем могут помочь раскрашенные дощечки?..
На площадке мелькнула мысль, что надо бы запереть дверь, но мелькнула тоже как заведомая нелепость.
Тяжело опираясь на перила, он босиком, оставляя кровавые отпечатки, похромал вниз, и на каждой ступеньке вместе со сдавленным стоном у него, как тогда в горах, вдруг начало вырываться: «Господи, помоги, Господи, помоги, Господи, помоги…»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу