Дмитрий Бавильский - Сделано в ССССР Роман с китайцем

Находит. Откапывает. Разгребая мягкую землю руками. Достает пакет.

"Сделано в ССССР". Почерневший (подкопченный свечей) переплет.

Мальчик будет спасен. Звонит соседке в дверь. Хорошо, что той нет дома. Побежала за священником. Надеюсь, что успел. На всякий случай оставил записку с телефоном – "Держите в курсе". Завалился спать. Не раздеваясь. Укрылся пыльным пледом. С чувством выполненного долга. С чувством собственного достоинства.

Второй раз от неминуемой гибели (Гагарин окончательно и бесповоротно решил бороться с магией и оккультизмом) блокнотик спас Гена Денисенко.

Позвонил понурый. Голос словно из подземелья. Вместо обычного

"привет-привет" начал бубнить про заграничный паспорт и покупку квартиры, про время, которого мало ("ты что, с сотового что ли, звонишь?"), и бомбу с часовым механизмом. Олег представил Денисенко, стоящего в халате возле больничного окна (улицу за окном выбелило, черновик сменился чистовиком, снег выпал и теперь не сойдет, следует привыкать жить в изменившихся условиях), порой после особенно трудного дежурства – гора с плеч, ощущение важного, сделанного дела.

Хочется позвонить кому-то, поговорить ни о чем. Чтобы оценили.

Точнее, посочувствовали.

Олег решил сделать Денисенко красиво: ведь что тот видит, кроме дежурств едва ли не через день и спального микрорайона с редко стоящими, как зубы у оленевода, многоэтажками. На краю города всегда много ветра, природа сплевывает сквозь прорехи пространства снегом и дождем, недавно посаженные деревья трепещут яко горлицы. Решил позвать в дорогое заведение. Или покатать по набережной – когда огни расплываются в оголтелый импрессионизм и хочется говорить глупости, стихи читать или выпивать возле лавочки под кронами голых деревьев, а если замерзнешь – быстро метнуться в машину с работающей печкой и плеером, на котором музыки сколько захочешь. И какая захочешь.

Но Денисенко был глух и неотзывчив. Выслушал и не согласился.

Договорились встретиться возле родной больницы.

– Если ты такой отзывчивый и времени тебе не жалко, то просто встреть меня и довези до дому. А то сил что-то совсем не осталось, – сказал Геннадий Юрьевич.

На том и порешили.

Хорошо-хорошо, как скажешь, начальник. Гагарину было даже интересно побывать в местах минувшей боевой и трудовой славы.

Вниз, по широкому проспекту, на юго-запад, обгоняя другие машины

(нога на педали), мимо подбрюшья центра и пустот, начинающихся сразу же за центром, после которых город начинает тянуться вверх, увеличивать этажность и вставать на цыпочки.

Раньше ездил на работу под землей, дорога казалась иной, замкнутой и задумчивой, дороги по верху так и не освоил, не успел привыкнуть.

Пожалел, что не ездил таким способом раньше, когда город словно бы распахивает объятья и голодный до впечатлений кислород обволакивает спортивные прелести иномарки, сплетаясь следом в невидимую косичку.

Будто бы ты не едешь, а плывешь, раздвигая складки воздушного океана, пустячок, а впечатлений не оберешься.

Денисенко ждал возле приемного покоя, напротив сквера, где обычно гуляют больные. Гагарин и сам гулял там время от времени, выкуривал сигаретку, приходил в себя после сложных операций. Теперь оптика сменилась: теперь здесь все чужое. Отчужденное.

Вот и сам Денисенко неуловимо изменился – прежних ежедневных встреч у них с Гагариным более нет, отчего контакт утрачен и нужно начинать

"с белого листа", общаться по-новому.

Ради их встречи тучи разошлись. Солнце слепило глаза, так иногда бывает в самом начале зимы, когда природа еще не настроилась окончательно на минорный лад, на свое временное, плановое умирание.

Гена нырнул в машину, механически пожал руку, уставился в точку перед собой.

– Ну что, поехали?

Денисенко кивнул.

И они плавно тронулись с места.

Гагарин включил музыку, понял неуместность жеста, выключил. Гена молчал. Бледный, измученный. Собирался с силами.

Олег решил ехать "огородами", узкими асфальтовыми дорожками, проложенными между многоэтажек, машина ползла медленно, словно для того, чтобы не мешать разговорам. Но разговор не клеился.

– Я знаю, что ты ничем не можешь мне помочь… – наконец решился

Денисенко.

– Веселенькое начало, – ухмыльнулся Гагарин.

Денисенко улыбнулся в ответ. Улыбка вышла скомканной, жалкой.

– Ну, потому что мне никто не может помочь… Я же понимаю…