Сергей Минаев - Р.А.Б.

– Нет. Это было существованием яйца в холодильнике. Я почему-то думал, что они испугаются. Что мы сможем решать сами. Это были хорошие дни.

– Наш день придет, как говорят в Северной Ирландии. – Загорецкий взял меня за плечо. – Стоит только попробовать. Все получится. В любом случае это лучше, чем умереть от инфаркта в офисной столовой.

В этот момент я ощутил, что все действительно закончилось. Это угар. Конвульсии. Даже если они достанут оружие, это будут дробины слону. Мы не смогли сломать их Систему. Она была слишком большой. Она была всюду. В рекламных щитах, в огнях фонарей, в мерцающих московских окнах, в стоячей воде реки, в плывущем позади нас потоке машин, в пачке сигарет, которую я сжимал в кулаке. Она была в нас. Мы были ее перегревшимися от напряжения схемами. Схемы заменят. Система останется. Она переживет кризисы и революции. Она переживет саму себя.

Я чувствовал подступавшие слезы. Я должен был провести эти два дня с ней. Хотя бы сегодняшнюю ночь. Она была единственным, что продлевало мое существование. Это было выше всех систем, забастовок и революций. Я смог сделать шаг на улицу, но не смог сделать шага навстречу Ане. Это и было моим главным проигрышем.

– У тебя телефон работает? – спросил я Загорецкого.

– Да. Домой хочешь позвонить?

– Нет, Ане.

– Здорово. Возьми ее с собой.

– Куда? На баррикады?

– Нет. Я предлагаю пойти в клуб, где собралась отколовшаяся часть Фронта.

– Я не потащу ее туда.

– Тебе проще будет объяснить ей, почему мы это делаем.

– Я и сам не понимаю, почему. – Я растерянно смотрел на телефон.

– Because we must… Where’s our boy? We’ve lost our boy. But they should know, where you’ve gone, because again and again, you’ve explained, – тихо напевал он слова незнакомой песни. – You’re going to… National… to the national… There’s a country, you don’t live there, but one day you would like to, and if you show them what you’re made of…

– Мы сошли с ума. Окончательно сошли. Впрочем, теперь уже все равно, – сказал я и начал набирать ее номер.

Мне действительно было уже все равно. Я хотел увидеть только одно: глаза цвета Балтийского моря. Но я видел лишь большие группы сидевших по обеим сторонам набережной людей. Я видел зажженные ими костры. Отсюда лица были неразличимы, но я слышал голоса. Еще я слышал милицейские сирены, и свист, и скандирование толпы где-то вдалеке. На Савинской набережной, у клуба «Сохо румз», вспыхнули первые машины. Зазвучали рожки. Но санитарных машин пока не было.

Аня приехала в клуб около трех утра, когда уже отгремели зажигательные речи лидеров радикалов про раздачу оружия и возведение баррикад в самых оживленных местах столицы. Когда толпа, набившаяся в клуб, как сельди в бочку, перестала скандировать «Fuck Картель!» и готова была в качестве репетиции перед разгромом корпораций для начала разгромить барные стойки.

Я встретил ее у входа и повел извилистыми коридорами в закрытую зону клуба. Туда, где в нескольких маленьких комнатах кучковались лидеры движения. И хотя я был весьма нетрезв, тем не менее не мог не заметить, насколько Аня напряжена.

Мы проходим в дальнюю комнату, минуя большой холл с плазменными панелями по стенам. На панелях без звука транслируется порно, а парочки молодых революционеров и революционерш тискаются по углам. В помещении висит сладковатый запах анаши, смешанный с запахом алкоголя, а из колонок гремит «Ramstein», и все здесь пропитано настроением «последних дней Помпеи». Все невероятно пьяны и безрассудно счастливы, а я чувствую, что в кармане джинсов без остановки вибрирует мобильный. Я ищу глазами Загорецкого, но не нахожу, а в тот момент, когда мы наконец забиваемся в угол у барной стойки, Аня говорит мне:

– Пойдем отсюда!

– Почему? – не понимаю я. – Я хотел тебе все показать. Я хотел объяснить, ради чего все это. Как оно будет… завтра.

– Давай уедем отсюда, и завтра ты проснешься у меня, и все будет совсем по-другому!

– Послушай, завтра с утра мы должны стоять перед офисами. Мы собираемся взять оружие, мы…

– Что ты несешь, Саша?! – говорит она срывающимся голосом. – Какое оружие? Кому все это нужно? Прошу тебя, поедем! Завтра эти уроды бросят вас там одних. Исчезнут, испарятся!

– Как ты можешь?! – Я стараюсь перекричать музыку. – Ты рассуждаешь, как секретарша с ресепшн!

И в этот момент бармен вдруг приглушает музыку и ставит на стол ноутбук, из которого звучит голос ведущего «Радио Гутен Таг»:

«Я поставлю вам песенку “Дилайла” Тома Джонса образца 1968 года. Это был потрясающий год. Джейн Фонда в том году сыграла в фильме “Барбарелла”, а в Париже выросли баррикады. Случилось то, до чего вы так и не дошли. Всем, кто собрался вернуться домой, посвящается….»