Ирвин Уэлш - На игле

— Их нет дома. Я их уже пару дней не видела, — говорит она, глядя на мою спортивную сумку так подозрительно, словно она битком набита взрывчаткой.

— Вот тебе на, — угрюмо бормочу я и запрокидываю голову к потолку в отчаянии, надеясь, что этот спектакль заставит мерзкую бабу сказать что-нибудь вроде «Я тебя знаю. Ты тут останавливался. Ты, наверное, устал за долгую дорогу из Шотландии. Заходи, выпей чаю и подожди своих друзей».

Вместо всего этого она повторяет:

— Неееа… не видела я их уж никак не меньше двух дней.

Блядь, Сука. Говно. На хуй.

Они могут быть где угодно. Их может не быть нигде. Они могут вернуться назад в любое время. Или вообще никогда не вернуться.

Я иду по хаммерсмитскому Бродвею. После трёхмесячного отсутствия Лондон выглядит странно и неприветливо, как случается со всеми знакомыми местами, в которых ты некоторое время не был. Такое ощущение, словно все, что ты видишь, это копия с оригинала, утратившая некоторые его важные качества, — примерно такими веши видятся во сне. Говорят, чтобы узнать город, нужно в нем пожить, но, чтобы увидеть город, надо из нега на некоторое время уехать. Я помню, как мы с Кочерыжкой гуляли по Принсес-стрит. Эта ужасная улица, наводненная туристами и покупателями — двойным проклятием современного капитализма, — выводила нас из себя. Я посмотрел тогда на Эдинбургский замок и подумал: ведь для нас это просто ещё одно здание, такое же, в сущности, как универмаг «Бритиш Хоум Сторз» или магазин «Вирджин рекордз», в которых мы промышляли мелким воровством. Но стоит тебе уехать на некоторое время, а затем вернуться, как на выходе с вокзала Уэйверли ты невольно восклицаешь: «Блин, а ведь и вправду красиво!»

Всё, что я вижу, кажется мне слегка размытым. Дело, наверное, в том, что я давно не спал и не принимал наркотиков.

Вывеска паба новая, но надпись на ней старая: «Правь, Британия!» Правь, Британия. Я никогда не чувствовал себя британцем и считаю, что никаких британцев вообще не существует. Это уродливое и искусственное понятие. Впрочем, и шотландцем я себя не чувствую. Шотландия храбрых сердец — надо же только сказать такое! Шотландия злобных и трусливых гондонов — это вернее всего. Всю дорогу мы пихали друг друга локтями за право порыться в мусорной куче у какого-нибудь английского аристократа. Да и вообще ни одна страна в мире не вызывает у меня ничего, кроме полного отвращения. Следует отменить их все на хер, а затем поставить к стенке каждого сраного паразита-политикана из тех, что носят пиджаки и галстуки, врут не краснея и перемалывают языком всякую фашистскую чушь, елейно улыбаясь при этом публике.

Из объявления на доске я узнаю, что сегодня вечером в задней комнате проходит вечеринка геев-скинхедов. В таком месте, как Лондон, культы и субкультуры постоянно скрещиваются между собой и опыляют друг друга. Здесь чувствуешь себя намного свободнее, но не потому что ты в Лондоне, а потому что ты не в Лейте. На отдыхе-то мы все крутые.

У стойки для публики я пытаюсь найти хоть одно знакомое лицо. И планировка, и декор паба претерпели радикальные изменения в худшую сторону. То, что было прежде приятным, похожим на пещеру заведением, в котором ты мог преспокойно обливать пивом своих дружков и давать кому-нибудь в рот в женском или мужском туалете, превратилось теперь в нечто стерильное. Несколько местных жителей с растерянными лицами, одетые в дешевые тряпки, цеплялись за край стойки так, как матросы, пережившие кораблекрушение, цепляются за обломок судна, и слушали, как довольные яппи громко ржут вокруг. Всё ещё на работе, всё ещё в своих сраных офисах, только с кружками вместо телефонных трубок. Теперь этот паб занимается в основном тем, что снабжает горячей едой работников офисов, которые растут в этом районе словно грибы после дождя. Дэйво и Сюзи ни за что не стали бы пить в этом заведении, таком же бездушном, как общественный туалет.

Один из барменов, впрочем, выглядит слегка знакомым.

— Поль Дэйвис по-прежнему пьёт здесь? — спрашиваю я у него.

— Ты что, Джок [23] Шутливое прозвище шотландцев, так же как ирландцев — Пэдди. , имеешь в виду того цветного перца, который играет за «Арсенал»? — смеётся он.

— Нет, такого здоровенного ливерпульца, брюнетистого, волосы жёсткие такие, нос что твой сраный лыжный трамплин. Его ни с кем не спутаешь.

— Верно, ну так я его знаю, конечно. Дэйво. Трётся тут с одной курочкой, такая девчушка, невысокая, с тёмными волосами. Нет, не видал я их тут уже лет сто. Даже и не знаю, живут ли они тут по-прежнему.