Ирвин Уэлш - На игле

В этот момент мне захотелось выбить злой дух, который всё ещё продолжал жить в теле этого пидораса, из его жилища, но я сказал себе, что время ещё не настало. Время ещё не настало, тупой уёбок. Я набрал в лёгкие побольше воздуха и продолжил мою жуткую историю:

— Но всё же в конце концов у них всё получилось — у Донны и у этого парня. И тут она узнала, что насильник был ВИЧ-инфицированным. А затем — что и она заражена. Но что оказалось хуже всего — хуже всего для неё самой, для её совести, — заразился и её новый приятель. И всё из-за тебя, сволочь! Ведь её новым приятелем был я. Я. Вот этот самый, как ты выражаешься, слюнтяй. — И я ткнул себя пальцем в грудь.

— Дэйви… извини, старик. Что я могу сказать? Ты стал мне другом… все из-за этой болезни… всё из-за этой ужасной болезни, Дэйви… эта болезнь не щадит никого… она не щадит никого…

— Слишком поздно. Ты просрал шанс, который я тебе дал. Им воспользовался Малыш Гогси.

Он расхохотался мне в лицо. Это был не столько смех, сколько долгий хрип.

— Ну и что… ну и что ты собираешься с этим делать? Убить меня? Валяй… ты только окажешь мне услугу… мне на это глубоко насрать.

Его лицо, похожее на маску смерти, внезапно оживилось и исполнилось странной, неприятной энергии. Это было уже не человеческое существо. Конечно, тогда мне было проще верить именно в это, ведь такой подход облегчал мне всю мою задачу, но и теперь, на холодную голову, я придерживаюсь того же мнения. Пора было ходить с козырей. Я спокойно извлек пачку фотографий из моего внутреннего кармана.

— Речь идёт не о том, что я собираюсь с этим делать, скорее о том, что я уже сделал, — улыбнулся я, наслаждаясь смесью страха и растерянности, отразившейся на его лице.

— На что… на что ты намекаешь?

Я находился на вершине счастья. Волны испуга пробегали по его телу, его иссохший череп раскачивался из стороны в сторону под гнетом роящихся в нем страхов. Он смотрел на фотографии в ужасе, теряясь в догадках о том, какую жуткую тайну они скрывают.

— Догадайся, что я мог сделать для того, чтобы огорчить тебя как можно сильнее, Ал. Затем умножь это на тысячу, и ты даже и близко не подберёшься к тому, что тебе предстоит услышать.

Я скорбно покачал головой и показал фотографию, на которой я был рядом с Фрэнсис. Мы позировали уверенно, с типичной заносчивостью влюбленных, охваченных первым порывом страсти.

— Какого хуя? — пролопотал он, предпринимая жалкие попытки приподняться в постели.

Я толкнул его в грудь, без особого усилия вернув на место. Проделал я это медленно, тщательно смакуя мою власть и его беспомощность.

— Остынь, Ал. Расслабься. Тебе вредно волноваться. Отнесись к этому спокойно. Вспомни, что тебе говорят врачи и медсёстры. Тебе нужен покой.

Я перевернул первую фотографию и показал ему следующую.

— Предыдущую фотографию снял Кевин. Отличный снимок для такого малыша, верно? А вот и он сам, кроха такая.

На следующей фотографии был изображен Кевин, сидящий у меня на плечах в форме шотландской сборной.

— Что ты, сука, там натворил?

Это был скорее некий звук, чем человеческий голос, и произвел его не рот, а какой-то таинственный орган внутри разлагающегося тела Вентерса. Его потустороннее звучание обожгло меня, но я предпринял отчаянные усилия, чтобы сохранить видимую непринужденность.

— А вот что, — сказал я, демонстрируя третий снимок.

На нём Кевин был привязан к кухонному стулу. Его голова тяжело свисала на сторону, а глаза были закрыты. Если Вентерс был в состоянии рассмотреть изображение детально, то он заметил бы, что губы и веки его сына посинели, а лицо своею бледностью напоминало клоунский грим. Но скорее всего Вентерс заметил только глубокие раны на его голове, груди и коленях и кровь, которая сочилась из них, покрывая его тело таким толстым слоем, что сначала трудно было даже понять, что мальчик — голый.

Кровь была повсюду. Она разлилась по линолеуму темной лужей под стулом Кевина. Отдельные брызги её испещрили тонкими росчерками кухонный пол. Набор электроинструментов, включая дрель «Бош» и шлифовальный станок «Блэк энд Деккер» в комплекте с различными острыми ножами и отвертками, был разложен у ног неподвижного тела.

— Нет… нет… только не Кевин… ради всего святого… он никому ничего не сделал… он ни в чем не виноват… нет… — отчаянно завывал Вентерс голосом, в ко тором не осталось уже ничего человеческого.

Я схватил его за поредевшую шевелюру и оторвал его голову от подушки. С извращенным восторгом я отметил, что череп его свободно болтается внутри кожаного мешочка. Я поднес фотографию к самому его носу.