— Я тебе не мешала. Я для тебя готовила, для тебя и твоей любовницы. А ты ушел и нас оставил, как двух дур.
— Ушел, потому что моей вонючей сестренке захотелось заповедь выполнить. Набросились бабы целой стаей и тянут каждая к себе… Не могу, спать хочу.
— Сейчас постелю.
Хоть Бобровская протрезвела, ноги еще не слушались. Она попыталась встать и не смогла. Люциан вошел в спальню. Кася тихонько похрапывала. Здесь было очень темно и душно, пахло съестным. Люциан наклонился к Касе, прислушался к ее дыханию. «Может, и правда ее задушить?» — подумал он. Ненависти к Касе он не испытывал, но в эту ночь человеческая жизнь утратила для него всякую ценность. Он знал, что неподалеку есть подвалы, где держат известь. Там можно спрятать тело. Пока Касю найдут в извести, пройдут недели. Он успеет бежать хоть в Америку, хоть в Африку. Весь народ сейчас в костеле, так что свидетелей не будет… Люциан уже протянул руки к Касиной шее, но в последний момент отдернул. Нет, не сейчас. Лучше утром. Пусть сначала Эльжбета уснет. Он вытянулся на свободной кровати. Шляпу положил на пол. В голове была пустота. «Надо же, и совесть не мучает», — удивился он сам себе. Немного беспокоило, что костюм помнется, но раздеться не было сил. Несколько лет назад, когда они с Касей попали в гостинице под полицейскую облаву, Люциан чуть не умер от страха. Сейчас страха не было. От оружия он избавился — пистолет выкинул в сугроб. Люциан закрыл глаза. Он не спал и не бодрствовал. Его окутали тишина и темнота. Странное чувство овладело им: он впервые в жизни ощущал вкус покоя. «Наверно, так чувствуют себя мертвые», — подумал Люциан. Он увидел сон: карлицы пряли шерсть и сматывали нить в огромный клубок. «Кому нужен такой большой? — удивлялся Люциан. — Неужели он из одной нити? Это мне снится…» Он услышал шаги, подошла Эльжбета, босая, в шлафроке. Она наклонилась к нему и поцеловала в лоб.
— Ну, не отчаивайся.
— А я и не отчаиваюсь.
— Молись Богу, бедный ты мой.
— Не буду я никому молиться.
— Давай-ка я тебя раздену.
Эльжбета опустилась на колени, сняла с него туфли, носки, потом брюки, пиджак и рубашку. Она обращалась с ним, как с больным. Не смогла сразу расстегнуть воротничок, и Люциан ей помог. Она легла с ним рядом. Накрываться одеялом не стала, было слишком жарко. Они обнялись и заснули тяжелым сном людей, потерявших последнюю надежду.
Талмуд, «Бово Басро», 34б. (Здесь и далее, если не указано иное, примечания переводчика.)
Войт — глава сельский гмины, административной единицы, в которую входит несколько деревень (польск.).
Комиссар — управляющий усадьбой.
Мезуза — буквально «дверной косяк», свиток пергамента с текстом из Торы в небольшом футляре. Прибивается к дверному косяку еврейского дома.
Морг — единица площади, около 0,6 га.
Миньян — десять совершеннолетних мужчин, минимальное число для общественной молитвы.
Дни трепета (Покаянные дни, Грозные дни) — первые десять дней года по еврейскому календарю, время покаяния.
«Нахлас Цви» — перевод на идиш книги «Зогар», выполненный рабби Цви-Гиршем Хочем в начале XVIII в.
Влука — около 17 га.
Тайч-хумеш — переложение Пятикнижия на идиш.
Притчи, 16, 7.
Прага, Воля — предместья Варшавы.
«Хойшен мишпот» — раздел «Арба турим», сочинения рабби Янкева бен Ошера (1270–1340). «Кецос» — сочинение рабби Арье-Лейба Геллера (1745–1812).
«Пиркей овес» — трактат Талмуда.
«Слушай, Израиль», одна из важнейших молитв.
Рошешоно — еврейский Новый год, день, в который решается судьба человека. Йом-Кипур (Судный день) — день поста, покаяния, искупления грехов. Выпадает на десятый день после Рошешоно.
Симхас-Тойра — последний, девятый, день осеннего праздника Кущей, при этом считается самостоятельным праздником. В этот день завершается годовой цикл чтения Торы и начинается следующий.
Кидуш — благословение, которое произносят над бокалом вина по субботам и праздникам.
Ханука — восьмидневный зимний праздник в память об очищении Храма от идолов и возобновлении службы после победы над греками в 165 г. до н. э.
Читать дальше