Панна Ванда тихо всхлипывала. Она подложила под щеку полотенце, чтобы не замочить подушку слезами. Да, пока Висла не замерзла, она должна это сделать! Оставить записку, чтобы Завадские знали, из-за кого она пошла на такое? А как же ее настоящая семья? У нее есть мать, сестры, братья. Они так гордятся, что она учится, что живет у благородных людей. А он? Где он сейчас? Думает ли о ней хоть изредка? Раскаивается ли? Нет, у таких, как он, нет совести. Они гордятся своими победами. Говорят красивые слова, чтобы заманить в сети невинную душу. Лежа с ней, он болтал о ее отце, которого сам убил. Это он издевался над ней… Поверить невозможно, что бывает на свете такая подлость. А как поверить, что она, Ванда, способна так низко пасть? Отдаться убийце, слушать его дьявольские речи, пока он осквернял ее тело. Она целовала губы, которые проклинали Бога и человека, насмехались над смертью и всем святым. Есть ли на свете большая мразь, чем она, Ванда? Какое наказание она заслужила? Сам Люцифер не смог бы выдумать чего-нибудь хуже. Этот Люциан — дьявол, а не человек…
Ванда закусила кулак, чтобы в других комнатах не услышали ее плача. Понемногу слезы иссякли. Тихо, неподвижно лежала она в темноте. Стала вспоминать подробности: как он целовал ее в коридоре, шептал комплименты, нежно покусывая за мочку уха, как рассказывал про восстание, про апашей в Париже, про Стахову, Касю, Бобровскую и Маришу — крещеную еврейку, которая умерла в Отвоцке. Ловко же он вскружил Ванде голову! Медленно, будто невзначай, разжег в ней огонь греха. Золотые горы обещал, говорил, увезет ее в Калифорнию или на Корсику. Они уедут на пароходе за море, начнут новую жизнь, нарожают детей. Где ж ее мозги были? Разве она не видела, что он врет? Как могла поверить его обещаниям? Что ж она, не понимала, что может забеременеть? Он опьянил ее, околдовал, подчинил своей воле. Она совсем перестала соображать. День и ночь только и думала, как бы побыть с ним лишнюю минутку. На какие только хитрости ради этого не пускалась! Такое придумывала, словно была прирожденной мошенницей и лгуньей. Теперь она сама не понимала, как у нее хватало смелости. В доме, внизу, принимают гостей, а они лежат наверху, на чердаке. Один раз чуть не забыли дверь закрыть. Совсем стыд потеряла, как последняя шлюха. А кто ж она? Шлюха и есть, даже хуже… Ну а потом? Потом, когда она сказала ему, что беременна, он сбежал, не попрощавшись. Сейчас, наверно, шляется где-нибудь с дружками Войцеха Кулака… С такими же, как он сам… Хотя кто знает? Может, к этой швее вернулся, к Бобровской. Или к Касе.
Вдруг Ванда кое-что вспомнила. За день до исчезновения Люциан читал на чердаке газету и вдруг сказал: «Сдох старый пес!» Умер Щигальский, режиссер, который жил с этими бабами, пока Люциан сидел в тюрьме. Кажется, Люциан еще сказал, что Щигальский к ним переехал. Значит, в газете может быть адрес… В голове у Ванды зашевелились мысли, начал созревать план — последняя соломинка, за которую хватается утопающий. Она подумала, что газета может до сих пор валяться на чердаке, там давно не прибирали. Ванда села на кровати и прислушалась, затаив дыхание. Прежде чем покончить с собой, она должна хоть разочек его увидеть, сказать то, что она мысленно говорила ему сто раз на дню…
Утром, собираясь в гимназию, Ванда сказала Фелиции, что после уроков пойдет навестить своих, как она их называла: мать, братьев и сестер. Она никогда не ходила к ним на неделе, только по субботам. Фелиция удивилась, но возражать не стала. Она прекрасно видела, что девушка страдает, но считала, что это из-за плохих отметок, и собиралась нанять ей репетитора. В классе Ванда все пропустила мимо ушей. Аттестат, который недавно был для нее так важен, потерял всякую ценность. Она не слышала, что говорят с кафедры учителя. Краснолицый профессор с седыми бакенбардами читал лекцию по логике, рассказывал о каких-то силлогизмах и цитировал стишок на латыни, с помощью которого проще запомнить, как их строить. Из этого стишка у Ванды осталось в голове только одно слово — Барбара. «При чем тут Барбара?» — удивлялась она. На перемене Ванда пошла в туалет, чтобы избежать разговоров с одноклассницами. В соседней кабинке заперлись две девочки. Они о чем-то шептались и хихикали. Ванде показалось, что они говорят что-то неприличное. Что ж, им все можно, они девственницы… После уроков Ванда сразу ушла, не подождав Маришу — та была классом моложе. Гимназия находилась на Маршалковской. Ванда пошла в сторону Свентокшиской. Оттуда по Багно и Панской можно попасть на Желязную.
Читать дальше