Вячеслав Репин - Антигония. Роман

Распираемый оптимизмом, я был согласен ехать к площади Республики и, если бы в эту минуту меня позвали на штурм Бастилии, я наверное тоже не раздумывал бы долго.

— Джон долго скрывал от меня, что вы, как и я, русская, ― сказал я.

— От вас?! Постеснялся… Решил наверное, что, женившись на мне, украл у вас кусочек русского? ― отшутилась она. ― Он к вам очень привязан. Вы единственный, кто у него остался с тех времен, с Москвы…

Поскольку подруга жила возле площади Республики, а галерея, гвоздь программы, как я уже догадывался, находилась неподалеку от центра Помпиду, я предлагал, забрав подругу, ехать прямиком в галерею и только потом в район Оперы, в нужный ей магазин, ― такой маршрут был самым оптимальным. Анна во всем полагалась на меня.

Расплатившись за завтрак, мы вышли на улицу Мазарин, откуда было удобнее ехать в направлении Республики, и я остановил такси. Через четверть часа мы высадились на рю Беранже. Улица была мне знакома. В одном из зданий, по левой стороне, напротив редакции газеты «Либерасьон» жила моя приятельница Пенни, правда, дома у нее я так никогда и не побывал, обычно провожал ее до углового здания или высаживал из машины перед поворотом на ее улицу.

Знакомая Анны, за которой мы приехали, уроженка Вашингтона, жила с русским. Муж ее был художником, родом из Петербурга. Хозяин был в отъезде, поехал домой в Россию… Всё это Анна спокойно объясняла мне, пока мы поднимались по обшарпанным лестничным пролетам. Из-за бурных впечатлений, которые переполняли меня сегодня, мне даже в голову не пришло, что налицо было какое-то необычное нагромождение совпадений.

Поднявшись на последний этаж, мы позвонили в дверь. Послышалось шлепанье босых ног по полу. В следующий миг, как только дверь распахнулась, у меня у самого ноги едва не подкосились. Перед нами стояла… Пенни!

Растрепанная, непохожая на себя, она переводила озадаченный взгляд с лица Анны Хэддл на меня и делала вид, что видит меня впервые.

— Слишком рано? ― замешкалась Анна, что-то уловив в наших лицах. ― Вы знакомы?

— Да, бывают же совпадения… ― сказал я. ― То есть, нет.

— Однажды мы встречались… у знакомых, ― не моргнув глазом, выдала Пенни. ― Вы были в таком… в черненьком. ― Она обвела свой стройный силуэт выгнутой кистью. ― Хотя нет, это были не вы… Мой муж, он вчера уехал, он говорит, что все русские похожи друг на друга, как эфиопские негры. Если, конечно, хоть чуть-чуть в них разбираешься.

Я поймал на себе подбадривающий взгляд Анны. Более нелепой сцены я не смог бы вообразить при всем желании. Утешать себя оставалось тем, что дома не было мужа ― нелегкого нрава, как я был наслышан, неслучайно он нажил себе идиотскую кличку «Грош». Но что не лезло ни в какие ворота: до сих пор я был убежден, что муж Пенни ― француз, никак не русский. Она устроила надо мной какой-то немыслимый розыгрыш.

Воспользовавшись заминкой, Пенни провела нас в апартаменты, просторный салон с высоким, немного театральным занавесом вместо штор, и продолжала тараторить на своем ломаном русском языке. Судя по ее тону, с Анной они были накоротке. С трудом представляя себе, что будет дальше, я молниеносно решил принять всё как есть, положиться на волю обстоятельств, а главное — не дать Пенни повода отмочить что-нибудь из рук вон выходящее, это она умела как никто.

Пока она готовилась, переодевалась, шныряла по квартире то с гребнем, то со шпилькой в губах, то с баночкой пудры, а затем меняла свитера, без комплексов советуясь с подругой, что лучше надеть, она не переставала коситься на меня своими беспардонно многозначительными глазами. Ждать можно было любой выходки. Анна между делом объяснила мне, что они знакомы больше десяти лет, еще с Вашингтона, где и она когда-то жила. Глаза Анны опять стали иронично-вопросительными, скрыть недоумения ей не удавалось…

Просторные помещения художественной галереи, находившейся в одном из дворов на улице Кенканпуа, было немного необычно, слишком мягко освещено дневным натуральным светом, проникавшим в помещение через стеклянную крышу. Все стены были завешаны непривычно большого размера полотнами, в три, в четыре метра что ввысь, что вширь. Изображена была сама краска ― всех цветов радуги, разлитая по поверхности и просто наляпанная, с душой разбрызганная в разные стороны. Экстаз автора был странным образом понятен.

Анна принялась вводить нас с Пенни в курс дела: автор художеств, современный американский живописец, слыл якобы знаменитостью, но среди настоящих ценителей, среди тех, кто съел собаку на авангарде семидесятых, дожившем, как мы могли констатировать, до наших дней. Один из них, их с Джоном нью-йоркский знакомый, слезно просил купить для его коллекции, раз уж они собирались гулять по Парижу, две небольшие работы и непременно с прошлой выставки, проходившей здесь два года тому назад, а не с нынешней, на которую мы попали.