Ион Деген - Голограммы

Из кабины вышла дородная дама, окинула певца задумчивым взглядом и тихо сообщила пространству:

— Хоть кто-то счастлив.

Доктор вернулся домой из офиса. По привычке он вынул из кармана бумажник, положил его на письменный стол и пошел в ванную. Через две минуты, войдя в кабинет, он увидел сцену, болью сжавшую его сердце. Восьмилетний внук, существо, самое любимое во всей вселенной, рылся в бумажнике.

— Ты что делаешь?

Внyк на мгновенье смутился. Но только на мгновенье.

— Считаю деньги.

— Ну, и сколько ты насчитал?

— Было тридцать четыре доллара.

— Что значит «было»?

— Сейчас там тридцать три доллара.

— Кто тебе разрешил взять доллар?

— Ты считаешь, что я должен бесплатно пересчитывать твои деньги?

Он не мог поручиться, что до конца своей жизни ни разу не побывает в автомобильной аварий. Но у него не было сомнения в том, что не он будет виноватым.

С женой он возвращался в Лос-Анджелес пo пятой дороге, перегруженной, как и обычно, в час пик. При разрешенной скорости шестьдесят пять миль в час автомобили едва плелись по всем пяти полосам.

Жена достала из сумочки губную помаду, повернула к себе зеркало заднего вида и стала наводить красоту.

Внезапно он обнаружил, что шоссе потеряло привычные измерения. Не важно, удивление или возмущение перехватило его дыхание. Важно, что он непроизвольно резко затормозил автомобиль.

В ту же секунду шедший за ним тяжелый трейлер смял в гармошку багажник новенького темно-вишневого «Кадиллака».

Шумное русскоязычное застолье. Изобилие закусок. Хватив рюмку водки, он припал к скумбрии горячего копчения.

Жена испепелила его взглядом:

— Дурак, кушай икру.

Юная миловидная продавщица приросла взглядом к золотой шестиконечной звездочке на шее своей клиентки, рассматривавшей свитер.

Покупательница недовольно оглянулась, почувствовав этот взгляд. Шестнадцать лет она в Сиэтле, но не в состоянии подавить в себе рефлекс ощетиненности, с которым родилась и выросла в Советском Союзе, рефлекс на упоминание ее национальности. Продавщица смущенно сказала:

— Простите. Мнe очень нравится ваш мугендувид.

— Ага, мугендувид, — подумала про себя покупательница и спросила:

— Вы еврейка?

— Конечно! Хотя моя мама вторично вышла замуж за христианина и перешла в его веру. Но ко мне это не имеет никакого отношения.

Диалог уже не был связан со свитером. У девушки первая степень и она собирается продолжить учение в университете. Еврейство она ощущает, как собственное тело. По субботам посещает синагогу. К сожалению, там только старики и дети. А ей так не хватает общения с евреями-сверстниками.

— В Сиэтле есть Центр еврейской общины — чудесный клуб. Почему бы вам не стать его членом? — Спросила покупательница.

— Пожалуй. Но еще лучше уехать в Израиль. Об этом я мечтаю, хотя мама безусловно не одобрит моего решения.

Покупательница ничего не сказала. Она вспомнила, что пришла сюда за свитером.

Объявление на двери нашего номера в гостинице должно было послужить предупреждением, что Сент-Луис не населен сплошными шестикрылыми серафимами. Дверь закрывать на ключ, на защелку и на цепочку. Не открывать, не посмотрев и глазок. В случае сомнения немедленно позвонить дежурному.

По пути к грандиозной арке на берегу Миссисипи мы заскочили перекусить в «Макдональд». В заполненном зале, кроме нас, не было белых. Жена, как потом мы сообразили, допустила две ошибки: расплатилась наличными и бросила в автомат, выдавший пластмассовую безделушку, квотер — двадцать пять центов.

На безлюдной улице нас уже ждал высокий тощий негр, накуренный или наколотый так, что юноша выглядел сорокалетним.

— Деньги давай! — Потребовал он.

Я сказал ему, что у нас нет денег. Он продолжал требовать во все более угрожающей манере. Я взял свою увесистую палку на изготовку в правую руку.

За этой сценой из соседнего скверика наблюдали коллеги нашего оппонента. Человек десять. Я их не заметил. Уже потом, когда виноватая в этом инциденте жена давала мне взбучку за горячность, она обратила мое внимание на банду в скверике.

А в тот момент, когда я приготовился к отражению атаки, жена выступила вперед и на хорошем русском языке объяснила негру, что у нас нет денег.

— Понимаешь? Нет и копец!