Нодар Джин - Я есть кто Я есть

Путешествие по Гарцу

Признание, что будущее принадлежит коммунистам, я делаю с бесконечным страхом и тоской. Сознаюсь, что этот самый коммунизм, который столь претит моим интересам и идеям, производит на мою душу чарующее впечатление, от которого я не могу освободиться. Два голоса говорят в его пользу в моей груди, два голоса, которые не думают умолкнуть и, быть может, являются голосами дьявола. Первый голос — голос логики. «Дьявол — логик!» — говорит Дату. Страшный силлогизм околдовывает меня, и поскольку я не в силах опровергнуть посылку, что «все люди имеют право есть», постольку я вынужден подчиниться и всем выводам, вытекающим из нее. Второй голос — голос ненависти, которую я питаю к так называемой германской националистической партии, к фальшивым патриотам, патриотизм которых состоит только в идиотской неприязни к иным народам. Я презирал эту партию и боролся с нею всю мою жизнь, и вот теперь, когда я ослабел и меч уже вываливается из рук умирающего, теперь я утешен сознанием, что коммунизм, которому эти националисты первыми попадутся на дороге, нанесет им последний удар. И конечно, не ударом палицы уничтожит их гигант, нет, он раздавит их ногой, как давят жабу.

Из ненависти к сторонникам национализма я мог бы почти влюбиться в этих коммунистов. Прочь с дороги, националисты! Настанет время, и неотвратимый сапог гиганта втопчет вас в грязь и пыль! меню с этой верой я и позволяю себе покинуть этот мир.

Предисловие к «Лютеции»

До тех пор, пока философско-еретические доктрины оставались таиной принадлежностью аристократии утонченных умов и обсуждались на аристократическом языке посвященных, на языке, не понятном лакеям, — до тех пор я и сам принадлежал к легкомысленным «эспри форте». [7] Т. е. к приверженцам раскованного духа. Но когда я увидел, что всякое отребье на грубом своем кабацком жаргоне принялось отрицать существование Бога, когда атеизм начал сильно вонять сыром, водкою и табаком, — тогда глаза мои вдруг открылись, и чего я не понимал прежде умом, то понял теперь благодаря обонянию и неприятному чувству тошноты. И вот моему атеизму, слава Богу, наступил конец.

Признания

Что за книга! Великая, широкая как мир, уходящая корнями в глубины творения и возносящаяся до голубых таинств неба… Восход и закат, обетование и исполнение, рождение и смерть, вся драма человечества — все в этой книге. Это Книга Книг, это Писание. Евреи легко могли утешиться, утратив Иерусалим, и Храм, и Кивот Завета, и золотые сосуды, и драгоценности Соломона. Ведь потеря эта совсем ничтожна в сравнении с Библией, неразрушимым сокровищем, которое они спасли. Если не ошибаюсь, то Магомет назвал евреев «народом Книги» — именем, которое до сих пор сохранилось за ними на Востоке и которое полно высокого смысла. Книга — их отчизна, их владение, их владыка, их счастье и несчастье. Они живут в странах этой Книги, обнесенные крепкой оградой, пользуются здесь своими неотъемлемыми гражданскими правами; здесь их нельзя презирать, отсюда их нельзя изгнать; здесь они сильны и достойны удивления. Погруженные в чтение этой книги, они почти не замечали перемен, происходивших вокруг них в реальном мире; народы возвышались и исчезали, государства цвели и угасали, революции бурей проносились над землей… Они же, евреи, лежали, склонившись над своей книгой, и совсем не замечали вихря времени, проносившегося над их головами.

Людвиг Берне

Иудея всегда представлялась мне куском Запада, затерявшимся на Востоке. В самом деле, своей спиритуалистической верой, своими строгими, целомудренными, даже аскетическими нравами, словом, своей отвлеченной глубинностью эта страна и ее народ всегда самым удивительным образом противоречили соседним странам и соседним народам, которые, исповедуя яркое и чувственное поклонение природе, проводили жизнь в вакхическом ликовании плоти. Израиль благочестиво сидел в тени своей смоковницы, вознося хваления незримому Богу, являя добродетель и справедливость, в то время как в храмах Вавилона, Ниневии, Сидона и Тира свершались те оргии крови и распутства, при рассказе о которых еще и теперь у нас волосы встают дыбом! Когда вспоминаешь об этом окружении, не можешь надивиться раннему величию Израиля. О свободолюбии Израиля в эпоху, когда не только вокруг него, но у всех народов древности, даже у склонных к философии греков, оправдывалось и процветало рабство, не стану говорить, чтобы не скомпрометировать Библию пред нынешними владыками. Право, самым радикальным среди социалистов был Господь наш и Спаситель, и уже Моисей был таким социалистом, хотя, как человек практический, он старался только преобразовать существующие порядки, особенно в отношении права собственности. Да, вместо того, чтобы добиваться невозможного, вместо того, чтобы сумасбродно декретировать отмену собственности, Моисей стремился лишь морализовать ее, он старался согласовать собственность с нравственностью, с истинно разумным правом, и этого он достиг усыновлением юбилейного года, в который всякая отчужденная наследственная собственность переходит к первоначальному собственнику, — ко всему народу.