Скажите, в этих великих битвах нашего времени, когда одна сила сражается с другою, не повторяется ли то же самое, что видим мы в мелких поединках всех времен, когда два человека дерутся между собой, каждый из-за своей собственной жизни? Разве дурак не побеждает всегда мудрого, злодей — благородного? Это происходит оттого, что благородные люди сражаются правом за право. Право можно добыть только неправдою, потому что даже в битве за истину нельзя обойтись без наемников, а этим последним не заплатишь добродетелью.
Парижские письма
Чудное, право, дело! Тысячу раз испытал я уже это, и все-таки оно для меня вечно ново. Одни упрекают меня в том, что я еврей; другие прощают мне это: третьи даже хвалят меня за мое происхождение, но вспоминают об этом все. Они точно заколдованы в этом магическом еврейском круге и никак не могут из него выбраться. И я очень хорошо знаю причину этого злого колдовства.
Бедные немцы/ Живя в подвале, имея над собой семь этажей высших сословий, они находят облегчение в беседе о людях живущих еще ниже, чем они, — в погребе. Сознание, что они не евреи, утешает их в том, что судьба не делает их гофратами. Нет, мое еврейское происхождение никогда не было причиною моего озлобления против немцев, моего ослепления. Я ведь не был бы достоин наслаждаться светом солнца, если бы из-за насмешек, которые я всегда презирал, из-за страданий, которые я давно выстрадал, — мне вздумалось платить постыдным ропотом за милость, оказанную мне Господом в том отношении, что я в одно и то же время — немец и еврей. Нет, я умею ценить это незаслуженное счастье, — счастье быть немцем и одновременно евреем, иметь возможность стремиться ко всем добродетелям немцев, но при этом не разделять с ними ни одного из их недостатков и пороков. Да, именно потому, что я родился рабом, свобода милее мне, чем вам. Да, вследствие того. что я был обучен рабству, я понимаю свободу лучше вас. Да, оттого, что у меня не было при рождении никакого отечества, я жажду приобрести его гораздо сильнее, чем вы, и вследствие того, что место, где я родился, было ограничено одною еврейскою улицей, за запертыми воротами которой начиналась для меня чужая земля, — мне недостаточно теперь иметь отечеством ни город, ни провинцию, ни целую область; я могу удовольствоваться только всею великою отчизной.
Я перестал быть рабом граждан и поэтому не желаю теперь никакого рабства; я хочу быть совершенно свободным. Дом моей свободы я выстроил себе заново снизу до самой крыши; следуйте моему примеру и не довольствуйтесь накладкой новых черепиц на крышу полусгнившего государственного здания. Прошу вас, не презирайте моих евреев. Вы лишили их воздуха, но это предохранило их от гнилости. Вы насыпали в их сердце соль ненависти, но это помогло ему сохраниться в свежести. Вы всю зиму держали их в глубоком погребе, заткнув отдушину навозом; но сами, не защищаемые ничем от морозного воздуха, полузамерзли. Когда наступит весна, мы увидим, кто зазеленеет прежде — евреи или христиане.
Там же
Европейское равновесие поддерживается еврейством. Сегодня оно дает деньги одной силе, завтра — другой и т. д., — каждой поочередно, и таким образом заботливо поддерживает общий порядок. Дон Кихот принял ветряные мельницы за великанов и понесся на них с копьем; евреи же смотрят на исполинский дух времени как на ветряные мельницы, сделанные из бумаги, и решительно ничего не боятся. Господство над миром давно обещано им, и это обещание теперь исполнено. Но они народ хитрый и скрывают это. Они, подобно трусам во время сражения, притворяются мертвыми для того, чтобы их не убивали. Им очень хорошо известно, что они, как дерн, будут тем легче зеленеть, чем больше их будут топтать ногами и бить.
Там же
Каждый человек имеет право быть дураком, и с этим невозможно спорить; но ведь и правом этим надо пользоваться скромно и умеренно. Евреи глупее всякого животного, если воображают, что в случае революции немецкие правительства станут защищать их. Нет, евреев принесут в жертву народной ненависти; правительства будут стараться откупиться этой ценою у революции. В Индии, когда желают убить гремучую змею, то выпускают против нее быка; она пожирает его, и так как после этого становится неподвижною, — ее убивают. Евреи будут быками, которых отдадут на съедение революции.
Там же
На днях кто-то спросил Гейне, чем его политические убеждения отличаются от моих. Гейне ответил: «Я — обыкновенная гильотина, а Берне — паровая».
Читать дальше