Эмма Клайн - Девочки

— Ну… — протянула она.

На мгновение я разглядела в ней прежнюю маму, отблеск усталой любви у нее на лице, но вот медно звякнул браслет у нее на руке, и все исчезло.

— В холодильнике рис и мисо, — сказала она, и я промычала что-то — поем, мол, но мы обе понимали, что есть я это не буду.

На полицейских фотографиях дом Митча казался тесным и угрюмым — под стать роковым событиям. Толстые занозистые балки под потолком, каменный камин, бесконечные коридоры и уровни, как на литографиях Эшера, которые Митч купил в галерее в Саусалито. Но я помню, как, впервые оказавшись в этом доме, подумала, что здесь пусто и просторно, как в церкви. Мало мебели, сужающиеся кверху окна. Паркет “елочкой”, низкие широкие ступени. Уже с порога была видна черная ширь залива, начинавшаяся сразу за домом, и темный скалистый берег. Лодки мирно толкались на воде, словно кубики льда.

Митч налил нам выпить, Сюзанна полезла в холодильник. Разглядывая полки, она что-то напевала себе под нос. Издавала одобрительные или неодобрительные звуки, снимала фольгу с мисок, нюхала содержимое. Как бойко она вела себя — в мире, в чужом доме. Я смотрела, как наши отражения, наши распущенные волосы подрагивают в черных окнах. Вот я и на кухне у знаменитости. У человека, чью музыку слушала по радио. За дверью — залив, блестит лакированной кожей. И я рада тому, что я тут с Сюзанной, которая все это как будто вызвала из небытия.

Перед этим Митч встречался с Расселлом — помню, что еще подумала, как странно, что Митч опаздывает. Третий час, а мы все ждали его. Я, как и все, молчала, тишина разрасталась. Слепень укусил меня в лодыжку. Я боялась его отогнать, потому что Расселл сидел в каком-то метре от меня — оседлав стул, закрыв глаза. Я слышала, как он что-то еле слышно напевает. Расселл решил, что будет лучше всего, если Митч придет и увидит, как он тут сидит — вокруг девочки, Гай у его ног, — трубадур перед публикой. Гитара лежала у него на коленях, он был готов играть. Покачивал босой ногой.

Расселл водил пальцем по гитаре, беззвучно тянул за струны: он нервничал, но я пока не знала, как это воспринимать. Он не поднял головы, когда Хелен принялась что-то нашептывать Донне, совсем тихо. Наверное, что-нибудь про Митча или какую-нибудь глупость, которую сказал Гай. Она не умолкала, и Расселл встал. Он прислонил гитару к стулу, убедился, что она не упадет, затем быстро подошел к Хелен и отвесил ей пощечину.

У нее вырвался странный, булькающий визг. Но обида в широко раскрытых глазах быстро сменилась мольбой о прощении, и она быстро-быстро заморгала, чтобы не расплакаться.

Я впервые видела, чтобы Расселл так отреагировал — сорвал злость на ком-то из нас. Нет, он никак не мог ее ударить, только не в это время дня, не под этим глупым, жгучим солнцем. Это казалось слишком нелепым. Я огляделась, пытаясь понять, правда ли эта пугающая перемена произошла на наших глазах, но все либо старательно смотрели по сторонам, либо как масками прикрывались неодобрением, словно Хелен сама была во всем виновата. Гай вздохнул и почесал за ухом. Даже Сюзанна глядела на все со скучающим видом, как будто пощечина ничем не отличалась от, скажем, рукопожатия. На этом фоне мой резкий болезненный шок и подкативший к горлу уксус казались проявлением слабости.

Но вскоре Расселл уже гладил Хелен по голове, затягивал растрепавшиеся хвостики. Шептал ей что-то на ухо, и она кивала и улыбалась ему в ответ, как лупоглазая кукла.

Митч опоздал на час, но принес столь необходимые припасы: коробку консервированных бобов, сушеный инжир, шоколадную пасту. Твердокаменные груши “пэкхам” — каждая обернута в розовую папиросную бумагу. Дети повисли у него на ногах, и он даже не стал их стряхивать, хотя обычно всегда так делал.

— Здорово, Расселл, — сказал Митч.

Лицо у него было в рамочке пота.

— Давненько не виделись, брат, — отозвался Расселл. Он улыбался, но со стула не встал. — Как там великая американская мечта?

— Все пучком, друг, — ответил Митч. — Прости, что опоздал.

— Ты что-то надолго пропал, — сказал Расселл. — Не жалеешь ты меня, Митч.

— Занят был, — сказал Митч. — Дел куча.

— Дел всегда куча, — Расселл посмотрел на нас, перекинулся долгим взглядом с Гаем. — Скажешь, нет? Дел всегда невпроворот, это и есть жизнь. Они кончаются, только когда помираешь.

Митч рассмеялся, словно все было нормально. Раздал сигареты, еду, будто потный Санта. В книгах напишут, что отношения у Расселла с Митчем разладились как раз после этого дня, хотя тогда я, конечно, ничего не знала. Не обратила внимания на то, почему они оба так напряжены, — ярость Расселл маскировал спокойной снисходительностью. Митч приехал с плохими новостями, студия все-таки не будет заключать с Расселлом контракт на запись пластинки, сигареты и еду он привез в качестве утешения. С этим контрактом Расселл несколько недель не давал Митчу проходу. Напирал и напирал, пытаясь взять Митча измором. Посылал Гая к Митчу с загадочными сообщениями, в которых лесть перемежалась угрозами. Расселл всеми силами добивался того, что, по его мнению, он заслуживал.