Фредерик Тристан: Героические злоключения Бальтазара Кобера

Все, кто находился на этом судне, были в колпаках, украшенных колокольчиками. Они танцевали и пели, словно ополоумевшие, и две девицы тотчас же присоединились к ним, высоко задирая ноги, выкрикивая бессвязные слова. Некоторые были одеты шиворот-навыворот и делали движения наоборот. Так, один ходил на руках, другой пятился задом, третий поставил ботинки себе на голову, а каждую ногу обул в шляпу. Капитан корабля драил палубу, а юнга руководил маневрами. Опьянев от выпитого пива, Бальтазар уснул.

Когда он проснулся, был уже день. Его отнесли в номер и уложили в постель. Соседняя кровать была не тронута. «Каммершульце не возвращался», – подумал он. Потом, поднявшись и сев на своей кровати, громко спросил:

– Где же это Каммершульце?

Но в комнате не было никого, кто бы мог ему ответить. Он встал, быстро оделся и спустился в таверну. Никто не видел Каммершульце после того, как он вышел на улицу вместе с торговцем. И, внезапно отрезвев, Бальтазар понял, что учитель угодил в ловушку. Мысли вихрем закружились в его голове. Дюсберг, конечно же, не был так пьян, предатель сбросил с себя маску, и кто знает, что там произошло! На улице его, конечно же, поджидали сообщники. А возможно, что за ними следили от самого Фрибурга… Нет сомнения, что и его споили умышленно, чтобы легче было расправиться с учителем.

Бальтазар выбежал на улицу, прошел направо, потом налево, расспрашивал торговцев и прохожих, большинство из которых не понимали по-немецки. Казалось, что его учитель испарился. После долгих и бесплодных поисков отчаявшийся Бальтазар вернулся в гостиницу, поднялся к себе в комнату и стал размышлять об этом ужасном исчезновении. Потом, не зная, на что решиться, открыл сумку, куда Каммершульце укладывал свои книги и одежду. Он нашел в ней шкатулку, впрочем, не закрытую на ключ. В ней находился остаток принесенных Варлетом флоринов и письмо, написанное рукой алхимика и адресованное: «Бальтазару Коберу, моему ученику, на тот случай, если со мною случится беда».

Бальтазар заколебался. А вдруг Каммершульце возвратится с минуты на минуту и упрекнет его за поспешность, с которой он распечатал это письмо… Он опустился на колени возле кровати и стал молиться. И чем больше он молился, тем крепче становилась в нем уверенность, что он уже никогда не увидит учителя. Поэтому, поднявшись на ноги, он сорвал восковую печать, которая скрепляла свернутое в трубочку послание и с бьющимся сердцем прочитал следующее:

«Во славу Бога, всеведающего, всемогущего, вездесущего. Аминь. Ты должен идти в науку. Баттиста Строцци, сестьере Сан Поло, Венеция. Прощай».

Он долго сидел, недвижимый, смотря оторопевшим взглядом на эти несколько слов, значение которых было более, чем понятно. Каммершульце перед своим исчезновением поручил ученика заботам Строцци, о котором Бальтазар никогда раньше не слышал. Наш друг спрятал послание во внутренний карман сюртука и спустился в таверну, где опять начал расспрашивать выпивавших там посетителей, не встречали ли они его учителя. Они плохо понимали, чего он от них хочет. Тогда Бальтазар решил отправиться в городскую управу и рассказать там о случившемся.

Его выслушали с большим интересом и пообещали сообщить, если им удастся что-то узнать. Становилось все очевиднее, что Каммершульце похищен, но что случилось потом, угадать было невозможно. Увезли ли его в Нюрнберг, где ректор Шедель с большим удовольствием посадил бы его в тюрьму и на этот раз под настоящей фамилией? Был ли он убит Дюсбергом или его сообщниками? Бросили ли его в застенки какой-нибудь тюрьмы в Боцене или в его окрестностях? Все эти предположения были вероятны и непрерывно прокручивались в голове Бальтазара, впавшего в состояние крайней тревоги и почти паники.

Существовали ли вестники в этом городе? На вывеске гостиницы красовалась подвешенная на вертеле свинья и ни гуся, ни рашпера здесь не знали… Что же касается крестов на развилках дорог, то они были до отчаянья немы. Каммершульце исчез, не оставив молодому человеку других инструкций, кроме венецианского адреса. Надо было покинуть эти непонятные и, возможно, враждебные места, но он боялся уехать отсюда – а вдруг алхимик вернется?… Бальтазар ощущал вокруг себя угрозы, тем более неприятные, что они были неясные. В течение всего следующего дня он просидел, замкнувшись в своей комнате, и не двигался с места, надеясь на возвращение алхимика и убежденный, что он больше никогда его не увидит.