Сергей Юрьенен - Суоми

«Не понимаешь ты нашей жизни, — сказал он. — При тебе таких не было внуков». — «Гангстер, что ли?» — «Смеешься? Там просто бандит».

Перед финалом пора признаться, что был еще один момент, который заведомо превращал вопрос о наследстве в чистую фантазию. В Россию автору — нельзя. В его французском беженском «Titre de voyage», путевом документе, полученном еще тогда, когда Союз нерушимый был могуч и грозен и готов был до последнего камня бороться за мир во всем мире; название страны, конечно, изменилось, но запрет остался. Tout les pays sauf LA RUSSIE . Все страны, то есть — окромя … Поэтому перед нашим отлетом в Америку отправил я туда свою подругу, благо ей паспорт позволял.

Когда голубоглазая моя вернулась, с бьющимся сердцем расспрашивал — как там и что. Слово за словом приходилось тащить, и я вспылил. Тогда и услышал, что из всех городов, которые она там посетила, самым большим разочарованием оказался «мой». Невский проспект еще туда-сюда, но стоит сделать шаг вправо или влево (как в моем случае), так начинается такая мрачность, которую никогда и не видела. Мрачность? Что это значит? Что ты под этим подразумеваешь? Закопченность, облупленность, обоссанность? Прости (она не любит сильных слов): писсуарный аромат ? вонь мусорных баков в каменных мешках? Было всегда!

Ну, говорит, не знаю. Начинает мне рассказывать, как было жутко подниматься вокруг черноты, как непрочны перила, как нарушена там нумерация, так что «69» на пятом этаже возникает ни с того ни с сего, и это последний, а не предпоследний, потому что на шестом чердак и не живет никто, кроме бомжей, а эта дверь — твоя — обита железом, листовым, прямо сейф, на котором, однако, запечатлелись попытки отогнуть, порвать, прорваться внутрь, и эта искореженная стальная плита на звонки никак не отозвалась. Другие двери на площадке — тоже. Только ниже этажом одна приоткрылась на длину цепочки, откуда голос то ли парня, то ли девушки с южным каким-то акцентом ответил, что вообще на лестнице никого не знает. И я ушла. Мне просто страшно стало.

Все отошло у меня куда-то далеко.

— Значит, не увидела…

— А кого там видеть? Задраено там. Бомбоубежище! Но то, что ты просил, наверное, я привезла. Фотографии там, документы разные, пластинки какие-то стеклянные…

— Архив наш?! — подскочил я. — Но каким же образом?

— Этот, как его… Воро, Воро-… Ворошилов ? Чего ты смеешься? В общем, он твоим — ненам передал, а — нены — мне. Полчемодана. В коридоре стоит.

— Так распакуем?

— Стоит ли? Может быть, уже в Америке?

4 июля, на моем первом Дне Независимости, среди толпы и палаток, заполнивших Mall, зелено-асфальтовое пространство между Монументом Вашингтона и Капитолием, был сражен многолюдной скульптурой, выставленной в палатке Хара Кришны. Отдаленно напомнила группу «Коммунисты перед расстрелом» — скульптуру, на которую школьником водили в музей. Здесь было не трое, а один, не коммунист и к тому же размноженный своими скульптурными изображениями от зародышевого возраста до скелета и превращения в кучку пыли. Но самым интересным были метаморфозы жизни между этими экстремумами — детство, юность, зрелость и, как уважительно называется в Америке, старший возраст — впадение в сенильность и маразм.

Шеренга этих слипшихся людей, включая детей и стариков, в количестве Одного Человека Целиком , несмотря на некоторую аляповатость исполнения, произвела на меня такое впечатление, что оторвался от созерцания, только когда померкли сумерки и начался салют.

Вот и весь сюжет. Камерный. Согласен. Клаустрофобный даже. Смысла в нем решительно не вижу, хотя прочитал его, как мне кажется, экономно, пунктиром, по одной только веточке, завязанной совсем юной парой, которая вселилась однажды в дрянную квартирку, предполагая жить, как велось и до них.

Мог бы, конечно, снять «линейные очки», гнать листаж, накапливать версии и варианты, бросаясь за каждым персонажем генеалогии, хоть и повырубленной, но разветвленной настолько, что картонка раздалась — где они все там на фото. Воропаев все же собрал, что казалось ему безопасным, легально и переправил там, в Питере, гневным родственникам. Архив начинается с дагерротипов и негативов на стеклах (не разбились).

Возможно, даже вывешу на сайт, мой виртуальный бункер, только открытый для всех, кому любопытно. Тут, кстати, в Интернете мелькнула симпатичная программка специально для тех, кто, как и я в этой стране, не столь отягощенной прошлым, ищет roots . [1] Корни (англ.).