Майкл Корда - Богатство

Она чувствовала, как ее начинает охватывать паника. Ноги скользили по исхоженной поверхности тропинки. Она услышала голос, предупреждавший: "Ты не успела вовремя", и вдруг очутилась на открытой прогалине, которую кукуруза окружала высокими зелеными стенами. Посредине, в рубашке с закатанными рукавами, стоял отец. Он улыбнулся, обнял ее, подхватил и закружил в воздухе, словно она ничего не весила. Она чувствовала, как его руки обнимают ее, прижимают к его крепкой груди. "Это моя девочка!" – воскликнул он и поставил ее на землю, в то время как она продолжала цепляться за термос.

Хотя сознание ее было поглощено сном, где-то на дне его шевельнулось удивление. Бегала ли она когда-нибудь в действительности через поле с термосом кофе для отца? И, что главное, поднимал ли он ее и кружил на руках? Он был человеком, избегавшим всяких внешних проявлений привязанности. Нужно было очень постараться, чтобы добиться его внимания, да и тогда он выдавал его малыми дозами.

Сцена представала перед ней совершенно ясно, с почти сюрреалистической резкостью, как на картинах Эндрю Уайстта – отец, нагибающийся, чтобы принять у нее термос, капли пота, блестящие у него на груди, и башней возвышающийся позади него комбайн.

Рациональная часть ее сознания недоумевала – что отец здесь делает? Он хорошо справлялся со всеми видами ручного труда – а какой фермер нет? – но для фермера время – деньги. Поддерживать в порядке сельскохозяйственную технику было делом ее старших братьев, которые вряд ли интересовались чем-нибудь еще. Убирать кукурузу тоже было работой для мальчиков, или для наемных рабочих, поскольку требовалось только сидеть в машине от рассвета до заката, начисто выбривая поле от края до края, пока початки сыпались из высокой трубы в кузов, как золотистый гейзер…

Отец считал все время, проведенное вдали от своего скота, потерянным, поэтому непонятно было, почему он очутился здесь с комбайном, но она испытывала радость и возбуждение, смешанные с чувством вины из-за редкого удовольствия побыть рядом с ним вдвоем. Он взял у нее термос, подержал в руках, открыл, налил кружку и предложил ей – что было еще более странно, поскольку она не пила кофе, – но она отхлебнула глоток, на миг испугавшись обжечься. На вкус это было совсем не кофе, и даже не выглядело, как кофе. Совершенно неожиданно послышался ужасный шум, как в бурю, стены из кукурузы начали смыкаться, превращая прогалину в маленькую комнату без потолка, грозя задавить их с отцом. Небо заполнилось воронами, каркавшими так громко, что она заткнула уши руками.

Отец больше не улыбался. Он был в ярости. Голос, казавшийся ее собственным, но словно усиленный неисправным громкоговорителем, прокричал: "Я не виновата!" Внезапный грохот ударил по ушным перепонкам. Отец лежал на земле, залитый кровью. Она слышала собственный вопль, повторяющий снова и снова: "Я не хотела!", потом она снова оказалась одна, опять в поле, стремясь вырваться из душившей ее кукурузы. Небо почернело от ворон, заслонивших солнце, и они хрипло хохотали. Она закричала и открыла глаза, обнаружив,что Артур Баннермэн обнимает ее. Его лицо в тусклом свете выражало сочувственное внимание.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

Мгновение она не понимала, где находится. Она узнала Баннермэна, но не представляла, что он делает в ее постели. Потом сознание ее прояснилось. Она вспомнила, где была, и удивилась, сколько же она проспала.

– Это был сон.

– Кошмар? Ты кричала… испуганно.

– Да, можно считать, кошмар.

Баннермэн сел в постели. Волосы его были взлохмачены. Это не делало его моложе – или старше, но каким-то образом преуменьшало прсущее ему достоинство.

В свете ночника на его щеках и подбородке был виден намек на щетину – слабая, серебристо-белая тень, напомнившая ей, что Баннермэн не отличается от любого другого мужчины, когда дело касается основ – что они, в конце концов, недавно выяснили. Ей хотелось выйти в ванную, но останавливала мысль, что нужно вылезти из постели и показаться ему обнаженной. Странно – она не испытывала стыда, занимаясь любовью с мужчиной, годившемся ей в отцы, и даже старше, – но ее смущала необходимость пройти перед ним голой в собственную ванную. Она решила, что попросит его закрыть глаза.

– Я кое-что знаю о кошмарах, – сказал он. – Полежи спокойно, и мы поговорим. Лучше всего сразу выпить стакан молока.

– Мне нужно сперва пройти в ванную.

– Я закрою глаза.

– Как ты догадался, что я этого хочу?