Майкл Корда - Богатство

Совсем неправда.

Давка в Галерее Ласло была столь велика, что почти невозможно было разглядеть картины – не велика потеря, как подумала Алекса. Она многому научилась за годы, проведенные в Нью-Йорке, но не изменила отношения к современному искусству – и, конечно, не к работам э т о г о художника. Холсты Гезы Бальдура были огромны, могохроматичны, с грубой текстурой, словно краску размазывали мастерком. В какой бы технике он ни работал, поверхность его картин казалась Алексе отвратительно бурой и липкой, и она не могла взглянуть ни на одну без настойчивого желания соскрести все до голого чистого холста.

То, что работы Бальдура привлекали серьезное внимание критиков, и даже наиболее рисковых коллекционеров, ставило ее в тупик, однако у Саймона был инстинкт на подобные вещи, а у нее нет. Она любила, чтоб вещи были красивыми, а "красивость" была как раз тем, что Саймон – и значительная часть художественных критиков – наиболее презирал.

То же самое чувство испытывали по отношению к н е й в модельных агентствах и журналах мод – она и недели не прожила в Нью-Йорке, как усвоила, что приговор "красотка" в модельном бизнесе равносилен поцелую смерти. Хорошеньких девушек – десяток на дюжину, редким счастливицам удается получить работу в каталогах, либо в рекламе нижнего белья, если у них для этого подходящие ноги.

Подходящие ноги у Алексы были, но была также и голова, чтобы понять – нет смысла становиться моделью, если не сможешь подняться на вершину, и некоторое время удержаться там. Управляя делами Саймона Вольфа, она могла более надежно устроить свою жизнь.

Она продвигалась сквозь толпу, дабы убедиться, что "нужные" люди встретились с Бальдуром – волосатым, угрюмым великаном, таким же уродливым, как его картины. Алекса устала, но чувствовала удовлетворение. Саймон купил галерею, принадлежавшую старому де Ласло, более из-за имени и доброй славы, чем почему-либо еще. Де Ласло первым выставил Де Кунинга, Поллока, Лихтенстайна, Уорола, его галерея когда-то являла собой истинный срез современного искусства в Нью-Йорке. Безошибочно находя новые дарования, но будучи никаким бизнесменом, де Ласло пребывал в состоянии неизменного банкротства и умер, всеми почитаемым, но нищим. Саймон, который давно уже баловался бизнесом от искусства, разглядел здесь возможность и ухватился за нее. Он снял новые площади на Мэдисон Авеню и 57-й улице, оставил заниматься ими Алексу, а сам укатил в Европу, в поисках художника, достаточно неизвестного, чтобы сделать новое открытие галереи событием в глазах Нью-Йоркского художественного мира.

Как ни мало волновало Алексу искусство, галерея была ее творением, так же, как дискотека и ресторан Саймона, ибо в этих случаях Саймон тоже препоручал ей большинство деталей. Ее задачей было решать проблемы, которыми Саймон не желал утруждаться, пока он был занят тем, что изыскивал новые и все более блистательные способы выкачивать у людей деньги – хотя сам всегда полагал себя дилером от искусства. Более того – она отлично с этим справлялась, что признавал и Саймон. Она удивилась, обнаружив, как быстро учится, как схватывает подробности, и была благодарна Саймону за то, что он дал ей возможность совершить это открытие. Она обучилась художественному бизнесу так же быстро, как освоилась в других предприятиях Саймона, и они составляли ее главный интерес, хотя и принадлежали ему. Без малейшего увлечения искусством, Саймон наслаждался положением арт-дилера, что приносило ему определенный вес в обществе в той же мере, как и немалый барыш.

Эту сторону дела он четко оставил за собой. Он закончил одну из тех школ в Швейцарии, что обслуживают международных богачей, и оттуда приволок, похоже, бесконечную череду юных нефтяных шейхов, желавших инвестировать кинопроизводство, наследников греческих флотилий, жаждавших владеть долей в модной нью-йоркской дискотеке, детей ливанских торговцев оружием, которых вообще не волновало, во что вкладывать деньги, лишь бы это делалось в Нью-Йорке.

У однокашников Саймона не было желания делать деньги – денег у них и так было сверх меры, искали же они сферы деятельности, более возбуждающей, чем нефтяные танкеры, швейцарские банки или тяжелая индустрия, инвестиций, которые привели бы их на светские приемы и дали шансы знакомиться с красивыми девушками при благоприятных обстоятельствах. Деньги, вытягиваемые у них Саймоном, не были, по их понятиям "серьезными" – они инвестировали его авантюры для развлечения, или, чтобы доказать женам и любовницам, что на самом деле они вовсе не такие уж тупые ребята. Они были наименее требовательными вкладчиками.