Майкл Корда - Богатство

Он проницательно посмотрел на нее – этот профессиональный взгляд, предназначенный для допроса свидетелей, сочетающий хитрость и недоверчивость, заставил ее понять, что она произнесла "нет" слишком быстро, слишком громко, что она пробудила природное свойство адвоката не верить никому, даже клиенту – о с о б е н н о клиенту.

– Если вы должны что-то скрывать, я должен это знать. Я не хочу заниматься делом, если ступаю на минное поле и сделав шаг, могу вызвать взрыв в суде. В вашем прошлом нет ничего, что я должен знать? -Ничего существенного. -Ненавижу уклончивые ответы, дорогая леди. И хочу, чтоб вы об этом подумали. Крепко. Между нами не должно быть секретов. Поэтому врачи и юристы клянутся сохранять тайны. – Он встал и проводил ее к двери. – И вот еще какая… хм… загвоздка. Они будут чернить вашу репутацию, как только смогут. На ставке – полмиллиарда долларов, и все зависит от законности вашего брака. И может рухнуть из-за того, какую личную жизнь вы вели, так что б у д ь т е о с м о т р и т е л ь н ы! – Он сделал паузу. – Итак, вы готовы? Хотите драться? Без перчаток? Без правил? -У меня нет выбора. -Чепуха! Конечно, у вас есть выбор. Выбор есть всегда. Вы можете заключить сделку. Я позвоню де Витту и скажу: "Дайте нам несколько миллионов, и мы отступимся". Это делается каждый день. Всего несколько минут назад вовсе не казалось, что вы уверены, будто хотите пройти через это. -Я и сейчас не уверена. Я боюсь. Но вы правы. Я обязана сделать это ради Артура. Он доверял мне. Во многих отношениях. -Хороший ответ. Самый лучший. И, позвольте добавить, совершенно в духе Баннермэнов. Знаете, он должно быть, разглядел это в вас. И значит, он искал нечто большее, чем просто хорошенькую девушку. Пожалуйста, поддерживайте со мной связь. – Он церемонно открыл перед ней дверь. Когда они на прощание пожимали друг другу руки, мисс Барбара, необычайно привлекательная, бросила печатать и бросила на Алексу взгляд, дымящийся ревностью. Алекса не удивилась бы, если мисс Барбара, как и Пенелопа Мориц, посвятила всю свою жизнь ублаготворению Авраама Линкольна Стерна.

– Не забывайте, – сказал он. – Мне нужно знать все, включая ваше прошлое. Никогда не таитесь от своего адвоката.

Она выпустила его руку, почти ожидая, что мисс Барбара вонзит ей в спину нож для бумаг.

– В моем прошлом нет ничего интересного.

Стерн доверительно улыбнулся.

– Уверен, что вы скромничаете, – сказал он, улыбаясь, но взгляд его был жестким, точно требовал правды.

Алекса направилась к лифту.

– Миссис Баннермэн! – услышала она чей-то оклик.

Сначала она не поняла, что обращаются к ней. Инстинктивно оглянулась, нет ли в кабине лифта еще кого-нибудь, но она была пуста. Потом Алекса увидела, что дверь придерживает мисс Барбара, ее лицо все еще было обиженным, но в нем появилось некое благоговение.

– Мистер Стерн попросил меня дать вам его личный номер, – сказала она, протягивая карточку. -Он сказал, что если у вас возникнут проблемы, вы можете звонить ему в любое время дня и ночи. -Спасибо. – Алекса взяла карточку. -Вам всегда будут рады, миссис Баннермэн. – Голос мисс Барбары был полон уважения к имени, символизирующему деньги, превышающие самые буйные ее мечты. Алекса понимала – это не уважение к н е й, или к ее недавнему вдовству – это уважение к богатству, как таковому. Мисс Барбара даже улыбнулась, и в улыбке был определенный оттенок зависти. Дверь захлопнулась, и Алекса осталась одна.

И только тогда до нее дошло, что ее впервые назвали " миссис Баннермэн". Она залилась слезами и проплакала всю дорогу до вестибюля.

До дома Саймона она шла пешком, все еще плача, сознавая, что люди таращатся на нее, но ее это уже не волновало.

Артур Баннермэн никогда не спрашивал ее о прошлом, не выказывал даже интереса к нему, вероятно потому, что был уже достаточно стар и достаточно умен, чтобы догадаться – это последнее, что ему нужно знать. И – если уж быть честной с собой – по крайней мере, одна из причин, по которой она согласилась выйти за него, против собственного здравого смысла, было желание начать жизнь заново, с чистого листа, чтобы прошлое навсегда исчезло в блеске настоящего.

Теперь листа уже не очистишь, сказала она себе. Она становится публичной фигурой, как политик при избирательной кампании – возможно, уже стала.

Не глупи, приказала она себе. В конце концов она ведь никогда никому не причинила вреда, разве нет?

Но даже это неправда, с грустью подумала она, прошмыгнув в квартиру с черного хода, чтобы не встретиться с репортерами.