Майкл Корда - Богатство

– Как?

– Выстрелить себе в голову. Так поступает большинство самоубийц, когда они пользуются винтовкой. Ведь, конечно, выстрелить себе в грудь из винтовки нелегко?

Гримм задумался.

– Верно, – согласился он. – Полагаю, нужно удерживать дуло против груди правой рукой, а левую вытянуть – вот так. – Он продемонстрировал. – Конечно, когда люди решаются на самоубийство, невозможно предсказать, как они поступят. У меня был клиент, который встал на дно силосной башни, открыл скат и утопил себя в собственной кукурузе. У нас здесь долгие зимы, и некоторые люди этого не выдерживают. Уолдену, знаете, следовало бы подумать о дочери. Избавить ее от этого зрелища.

– Избавить? Вы имеете в виду – она обнаружила тело?

Гримм тяжело вздохнул.

– Не совсем. Он сделал это в ее присутствии.

Букер почувствовал, как у него свело желудок.

– Она была с ним, когда он застрелился? Она видела это?

– Угу. Вот с такого расстояния, так же близко, как я и вы.

Букер закрыл глаза и попытался вообразить эту сцену. И не мог – точнее, не мог вынести. Он испытал ошеломляющую горечь, и внезапно понял нежелание Алексы говорить о своем детстве. И ее силу – много ли молодых женщин сумело бы пройти сквозь такое и выстоять? Большинство девушек сошли бы с ума или сломались, но она уехала в Нью-Йорк и начала новую жизнь. На миг его захлестнули сочувствие и восхищение, затем он напомнил себе, что приехал не за этим.

– Для юной девушки это ужасно, – сказал он. – ей должно было быть тогда – сколько? – шестнадцать, семнадцать?

– Примерно.

Профессиональный инстинкт Букера против воли напомнил о себе. Юриспруденция, как ничто другое, учит, что люди редко говорят правду. Во всяком случае, полную правду. Даже клиенты, чьи интересы ты защищаешь, лгут тебе, скрывают то, что по их мнению, вам не надо знать. Обходят события, которые могут дурно выглядеть.

– Поскольку это было так ужасно, – спросил он, – почему ей не сочувствовали? Почему люди обвиняли е е? Отец ее дошел до точки и застрелился на глазах собственной дочери, Господи помилуй!

Гримм замялся.

– Ну, из-за того, что она убежала с Билли… и зная, как отец к ней относился… люди просто сложили два и два. Они решили, что это, вероятно, ее вина.

– Е е вина? Она была ребенком. Не представляю, как это может быть, а вы? – Даже на собственный слух Букера, он заговорил, как адвокат, подвергающий перекрестному допросу свидетеля обвинения.

Гримм неловко заморгал, не понимая, какую роль ему положено играть.

– Ну, не знаю, что и подумать, – осторожно сказал он. – Однако, если вы спрашиваете,я считаю, что люди обычно слишком торопятся с осуждением. Особенно когда дело касается красивой молодой девушки. Конечно, м о й папа к ним не относился. Он твердо придерживался мнения, что она не виновата. Он был очень дружен с шерифом Карлом Эмером, с т а р ы м шерифом, он уже умер – и Карл сказал ему, что это самый печальный случай, с которым он сталкивался – гораздо печальнее, чем люди думают.

– Почему? То, что вы рассказали, и без того звучит остаточно печально.

– Не знаю. Папа не распространялся об этом. – Гримму, похоже, не терпелось сменить тему. – Кстати, если вы хотите повидать Билли Цубера, мы можем перехватить его прямо сейчас, – он поглядел на часы.

Гримм заплатил по счету, дал чаевые, показавшиеся Букеру позорно малыми, и, извинившись, вышел в туалет. Когда он вернулся, щеки его пылали, и все поведение стало более развязным. Букер мог бы поклясться, что в кармане пальто Гримма есть фляжка или полупинтовая бутылка водки, и в тот миг, когда они вышли наружу, он едва не удержался, чтоб не попросить Гримма дать к ней приложиться. Сильно мело, и Букер вынужден был из-за ветра придерживать шляпу рукой.

– Похоже, у нас установилась плохая погода, – удовлетворенно сказал Гримм, словно погода была туристическим аттракционом, придуманным специально для удовольствия Букера.

– А как Цубер относится к Алексе Уолден? – спросил Букер, протискиваясь на переднее сиденье машины Гримма. К его удивлению, это оказался новенький "мерседес". Непонятно было, как Гримм сумел его приобрести.

– Билли – парень, который худого слова ни о ком не скажет, но он испытывает смешанные чувства к Лиз… Алексе. Я хочу сказать, здесь он был звездой. Люди считали, что перед ним – целый мир, а потом он сбежал с ней, и после этого все у него рухнуло. Это не ее вина, но мне кажется, он отчасти винит ее. Понимаете? Он все еще здесь, работает в конторе отца, а она уехала в Нью-Йорки стала богатой и знаменитой.