Майкл Корда - Богатство

Роберт заколебался. Хочет ли она сказать, что мужья навевают скуку, или бабушка бросила завуалированный намек на секс? Последнее казалось невозможным, но с бабушкой никогда нельзя чувствовать себя уверенно.

Она приняла его в восемь часов утра, царственно возлежа в постели, с роскошным подносом на коленях. Роберт знал ее привычки, как собственные – даже лучше, поскольку она более или менее правила семьей шестьдесят лет. Элинор вставала в шесть утра. Как только она просыпалась, горничная подавала ей стакан горячей воды и сока свежевыжатого лимона. Что она делала между шестью и семью тридцатью, ведомо было лишь горничной и Богу, но ровно в семь тридцать она всегда оказывалась в постели, при наложенной косметике, с прибранными волосами и в "утренних бриллиантах" на шее и запястьях, готовая принять поднос с завтраком. Ее ночных рубашек, конечно, никто никогда не видел, за исключением горничных и покойного Патнэма Баннермэна Старшего (хотя в последнем Роберт не мог бы поклясться), однако ее утренние пеньюары были знамениты – изысканные фантазии из кружев, атласа и лент, на глажку которых даже у самых опытных горничных уходили часы, изготовленные в Париже фирмой белья, ведущей традиции от дней Марии-Антуанетты. Бабушка, должно быть, имела их неисчерпаемый запас, поскольку Роберт никогда не видел ее в одном и том же – но, вообще-то, она имела неисчерпаемый запас чего угодно.

Она расположилась в белом атласном кресле-кровати, раздвинутом так, чтобы она могла сидеть прямо. Подушки были настолько плотно покрыты вышивкой, что неясно было, как она может на них спать, их края обрамляли розовые кружевные ленты. Покрывало, укрывавшее ей ноги, казалось, улетело бы, если бы его не удерживал поднос с завтраком на белых плетеных ножках. Содержимое подноса никогда не менялось: чай с лимоном в любимой чашке Элинор из лиможского фарфора, один сухой тост, половина грейпфрута, ваза с единственной розой – белой летом, красной зимой, розовой весной и желтой осенью, ибо она считала, будто яркое пятно необходимо ей, чтобы взбодриться.

В плетеных отделениях, с каждой стороны подноса лежали аккуратно сложенные номера "Нью-Йорк Таймс" и "Датчесс Фримэн", ибо Элинор столь же интересовалась местными новостями – рождениями, смертями, продажей земельных участков, ценами на сельскохозяйственную продукцию – как и общенациональными, если не больше. Рядом на накрахмаленной льняной салфетке расположилась пара сияющих свежестью хлопчатобумажных перчаток, поскольку Элинор не любила дотрагиваться до газетных страниц голыми руками, и лупа работы Фаберже на случай, если ей придется читать мелкий шрифт. С особым вниманием она прочитывала объявления о продаже ферм и земельных участков. Годами она скупала земли вокруг Кайавы, словно создавала линию обороны против застройщиков, и в семье поговаривали, что если она проживет достаточно долго, имение, в конце концов, дотянется до Олбани, или, возможно, до канадской границы.

– Что привело тебя так рано, Роберт? Ты, должно быть, выехал из города в половине шестого?

– Я всегда рано встаю, бабушка.

– Думаю, не так рано. И не без важных причин. Не говори м н е, что ты встал на заре только для того, чтобы прийти сюда и спросить, хорошо ли я спала.

– Нет. Нам нужно потолковать.

– Ясно. Полагаю, о той девице?

– Да.

– Старый дурак де Витт рассказал мне, что Букер занимается разысканиями об ее прошлом.

– Да?

– Перестань прикидываться, будто ничего не знаешь. Из разговора с де Виттом я поняла, что ты здесь замешан – против моей воли. Благодаря твоему отцу, у нас и без твоих махинаций достаточно неприятностей.

– Я просто дал Букеру небольшой совет.

– Который, надеюсь, у него хватит ума игнорировать. – Она бросила на него суровый взгляд. – Твой бедный отец слишком много тебе позволял. Из-за этого ты стал непослушным, как я его и предупреждала.

– Непослушным? Бабушка, я взрослый мужчина.

– Таких не бывает. Все мужчины – это дети, они никогда не вырастают.

– А как насчет прадедушки?

– Кир был исключением, которое подтверждает правило. А теперь скажи мне, зачем ты здесь? В какую неприятность ты попал?

– Ни в какую. Просто мне нужно решить свою проблему.

– Т в о ю проблему? Конечно же, Роберт, ты имеешь в виду н а ш у проблему? Я не верю,что ты беспокоишься о семье, разве что у тебя было видение, как у Савла по пути в Дамаск, когда ты ехал к Таконику. Ты слишком эгоистичен.

Он подавил желание возразить ей. Не стоит попусту тратить время, споря с женщиной, которая наслаждалась, оставляя за собой последнее слово, в течение пяти или шести десятилетий. Кроме того, у него была репутация эгоиста.