Майкл Корда - Богатство

– Я не хочу, чтобы ты вмешивался в мои дела, Роберт.

Роберт перестал ходить и взглянул на де Витта так, словно потерял к нему всякий интерес.

– Это понятно, – скучающе произнес он. – Действуй, как сочтешь нужным, дядя Корди. Но для страховки пошли Букера в Иллинойс, и дай ему найти то, что мы можем использовать.

– Ты говоришь так, будто уверен, что он обязательно нечто найдет.

Роберт замер, взявшись за дверную ручку.

– Да? Все, что я знаю о ней, мне известно из выпусков новостей. Она в семнадцать лет уехала из дома в большой город.

– Так поступают многие девушки.

– Спасибо, знаю, – фыркнул Роберт. – Они приезжают сюда, чтобы стать фотомоделями или актрисами. Я их трахал десятками. Но вот что интересно, Корди. Мисс Уолден ни разу не возвращалось. Я читал интервью с ее матерью в «Нью-Йорк пост», всего несколько строчек, прежде чем она выставила репортера. Миссис Уолден не видела дочь больше шести лет, Корди. Ни на Рождество, на День Благодарения, ни разу после ее отъезда. – Он отворил дверь и махнул на прощанье, с циничной усмешкой. – У меня на подобные вещи нюх, Корди, и он подсказывает мне, что за мисс Уолден что-то нечисто. Может быть, ее не хотят видеть дома. Так давай узнаем, почему.

Алекса позвонила в дверь квартиры Роберта Баннермэна на Парк авеню, чувствуя себя пророком Даниилом в женском варианте у входа в львиный ров. Однако вряд ли она имели право жаловаться – она была здесь по собственному выбору, несмотря на яростные протесты Стерна. Она сама не была уверена, чего ожидает от этой встречи, или, точнее, не могла выразить словами, чтоб это не прозвучало наивно, даже для нее самой.

Она не задала, что своим очарованием победит их враждебность, для этого слишком много было поставлено на карту – но, по крайней мере, надеялась доказать им, что она – не расчетливая авантюристка, каковой они ее, безусловно, считают.

Горничная приняла у нее пальто и проводила в комнату, которую Алекса быстро обвела взглядом. Она показалась ей похожей на комнату отдыха для пассажиров первого класса при крупном аэропорте, и ее взгляд запнулся при виде Роберта Баннермэна, который встал, чтобы поприветствовать ее. Он был так похож на отца, что от потрясении она едва не охнула.

По правую руку от него, слегка позади, стоял Патнэм. младший из детей Баннермэна, совершенно не похожий ни на отца, ни на старшего брата. Лицо Артура с первого взгляда, казалось суровым и аристократичным, лицо Роберта – энергичным, но у Патнэма те же самые черты выражали какую-то детскость – добродушие, доверчивость и, возможно, некоторое озорство. Алексе он почему-то напомнил крупного дружелюбного пса, может быть, лабрадора или ньюфаунленда. По меркам семьи, ему следовало по крайней мере два месяца назад подстричься, и он порезался при бритье, оставив пятнышко крови на воротничке рубашки. В поношенной спортивной твидовой куртке и стоптанных туфлях он смахивал на студента. Один носок у него слегка отличался по цвету от другого – признак, холостяка, не имеющего прислуги.

– Мой брат Патнэм, – представил его Роберт, – Сеси… Сесилия… немного запаздывает.

– Как обычно, – добавил Патнэм.

– Кто бы говорил… – Роберт улыбнулся, быстрой, снисходительной улыбкой старшего брата, но в его голосе послышалась резкая властная нота. Алекса отметила, что Патнэм не только не улыбнулся в ответ, но и на лине его появилось едва скрываемое выражение страдальческого негодования, словно он отвык от обычая подчиниться старшему, и ему нелегко привыкать к этому сызнова.

Возникла горничная. Алекса попросила "Перье". Роберт велел подать виски с содовой – в точности то, что его отец. Алекса гадала, имеет ли это какое-то значение. Она заметила, что у него также отцовская манера разговаривать со слугами – не то чтобы невежливая, но отрывистая, безличная, не гляди в глаза., словно прислуга невидима – манера, которой никогда нельзя научиться, потому что она вырабатывается только тогда, когда вырастаешь среди множества людей, чьей единственной задачей является забота о твоих удобствах.

– Я бы выпил пива, – сказал Патнэм, улыбаясь горничной с непосредственностью, доказывающей, что он не обладает талантом отца – или старшего брата – обращаться со слугами как с невидимками. Алекса спросила себя, был ли это естественный демократический порыв, проявление мятежа против семейных традиций, или просто тактическая уловка, чтобы разозлить Роберта. Если последняя., то она, безусловно, удалась.