Майкл Корда - Богатство

– Здесь тебе не коммуна хиппи! – фыркнул Роберт. – Мы не держим пива!

Патнэм улыбнулся, радуясь, что сумел спровоцировать брата, и с преувеличенной вежливостью попросил у горничной мартини. Он, казалось, составил себе целый репертуар мелких выходок, раздражающих Роберта – залп булавочных уколов, подумала Алекса.

– Сесилии все это слишком не нравится, – сказал Роберт. – Надеюсь, вы проявите к ней снисхождение, все еще очень расстроена.

– Понимаю, – она взглянула ему в глаза. – Так же, я.

Он кивнул.

– Конечно. Честно говоря, я выбился из сил, пытаясь заставить ее прийти. В конце концов, ее убедил Букер. Он придет вместе с ней. – Роберт улыбнулся. – Для моральной поддержки, как вы понимаете.

Она нахмурилась. Стерн дал ей недвусмысленные инструкции. Если на встрече будет присутствовать юрист, он тоже должен прийти.

– Все это очень мило, – сказала она Роберту, – но я думала, что мы собираемся обойтись без юристов.

Роберт улыбался.

– Он придет как член семьи.

– Он не член семьи.

– Я с вами согласен, но Сесилия считает его таковым, когда у нее есть настроение. Окажите мне любезность, пожалуйста. Смиритесь с этим. Вы поймете меня лучше, когда встретитесь с Сесилией.

Алекса кивнула. Она вовсе не была убеждена. Просто Роберт был так похож на отца, что она обнаружила, как легко может уступить.

– Вам нечего бояться его присутствия, поверьте, мисс… – он сделал паузу и встряхнул головой. – Вы не возражаете, если я буду называть вас Алекса? Мисс Уолден, без сомнения, будет звучать провокационно, однако для нас существует только одна миссис Баннермэн, После смерти матери, конечно.

– Алекса меня вполне устроит.

– Хорошо. Тогда, пожалуйста, называйте меня Робертом, Каковы бы ни были наши принципиальные позиции, незачем прибегать к бесполезным формальностям. – Он посмотрел на дверь, потом бросил быстрый взгляд на часы. – Вы ролом из Иллинойса, не правда ли, Алекса? – у него был дипломатический пар заполнять время светской болтовней, – Из страны фермеров?

– Да.

– Отец когда-то хотел быть фермером, вы это знали? В детстве он любил ферму больше всего и Кайаве. Его невозможно было вытащить оттуда. Дед в конце концов заставил его изучать юриспруденцию – будучи Баннермэном, он не мог тратить жизнь на то, чтобы убирать в копны сено и приглядывать за скотом. Думаю, ему было бы лучше, если б он занимался фермой, в то время как кто-нибудь другой занимался состоянием, но это не было написано ему на роду.

Он сделал легкий жест сожаления, однако его ироническая улыбка намекала на то, что он считает интерес отца к сельскому хозяйству эксцентричным, или, возможно, просто неподобающим.

– Он скучал по Кайаве, – сказала Алекса. – И много говорил о ней.

Роберт задумчиво отпил виски.

– Вот как? Мать всегда жаловалась, что не может удержать его там больше, чем на два дня.

В холле послышались голоса. Роберт бросил на Патнэма быстрый предупреждающий взгляд, как сержант, сообщающий рядовому о прибытии проверяющего офицера, затем направился к двери, чтобы поприветствовать сестру.

Алексе померещилось, что в комнате внезапно упапала температура, как будто одного присутствия Сесилии Баннермэн, даже по другую сторону двери, было достаточно, чтобы заставить братьев занервничать, хотя и на разные лады. Лицо Роберта выражало искреннее сострадание – настолько сильное, что Алекса могла бы ожидать появления инвалидки, если бы уже не видела Сесилию Баннермэн на похоронах. Что было написано на лице Патнэма, прочитать было сложнее, но Алекса подумала, что различает там намек на раздражение и даже ревность, смешанные с нервозностью маленького мальчика, не выучившего уроков и ожидающего прихода учительницы.

Алекса встала. Роберт подошел к двери, обнял сестру и провел ее на середину комнаты, оттеснив Букера в сторону. Нет, поправилась Алекса, он не просто обнимает Сесилию, он обхватил ее, будто она может в любую минуту упасть без его поддержки. Его пальцы так крепко вцепись в ее руки, что костяшки побелели.

Объект его заботы не казался Алексе, честно говоря, особенно слабым, ни близким к обмороку. Сесилия была высокой, крепко сложенной, дочерна загорелой, с теми же ярко-синими глазами, как у других членов семьи, грубо обрезанными, выгоревшими на солнце светлыми волосами. Она, похоже, была не слишком довольна тем, как Роберт хлопочет над ней, но точно сказать было трудно. У нее был привычно надутый вид, словно мир разочаровал ее много лет назад, и нет причин ожидать, будто что-то изменится к лучшему.