Святослав Иванов - Подозрительные предметы

– Нет, ну почему, – отвечал Никита, – По-моему, ты – сильный человек, интересный, умный. Просто неуверенный в себе. Попавший в трудную ситуацию – но не более того. Я всегда тебя любил и ценил и с удовольствием отмечал сходства между нами. Мы же в конце концов родственники.

– Мы же в конце концов родственники, – говорили глаза сына, когда он замолчал, – Мы родственники, и некоторые моральные обязательства вынуждают меня врать. Это неприятно, но всё-таки это ложь во спасение. Папа, папа, мы так непохожи, что я в какие-то моменты просто сомневаюсь, что ты мой отец.

– И если что, – продолжил Никита, – я всегда могу тебе помочь. Я рядом, и ты должен это знать. Когда я говорю – помочь, я имею в виду не только моральную поддержку, но и, если угодно материальную, какую-то реальную помощь, ну ты понимаешь. А то ведь всё – слова, слова… Я человек дела.

– Боюсь, действительно придётся тебе помогать, – читал его мысли Антон, – Сегодня, кажется, совсем ужасно нахлестался. В глазах какое-то помутнение. И молчит, я как со стеной разговариваю. Ну ничего, ещё поговорим.

– Папа, ты можешь ко мне обратиться с любой проблемой. Не стесняйся, скажи мне что-нибудь. Если ты будешь скрывать от меня свои беды, будет только хуже для тебя, понимаешь? Мы же, как никак, семья.

– Да, тяжело и грустно, но мы семья. Я – человек, у которого всё впереди и ты, у которого всё позади. Вот вообще всё. Правда, не так-то много этого всего. Обидно, что у меня такой отец. Просто не укладывается в голове, что он такой неудачник.

Антон поспешил в коридор и стал одеваться, не ответив ни слова. Никита попытался остановить отца, но тот лишь молча отстранял его. Когда он вышел, девушка Никиты – Аня – вышла в коридор и спросила:

– Ну что опять у вас? Поссорились?

– Да нет, просто ему не понравилось, что я говорю, и он ушёл. Может, даже вернётся через часок.

– Эх, такой он странный у тебя… Но хороший. Не случилось бы чего.

«Гомер был слеп, но видел тень падающей стрелы. Я одним взглядом могу заставить падать звёзды, но зачем мне это, если я – неудачник? Я снял очки, я овладел телепатией, но я всё равно дряхлеющий сельский учитель, не более того».

Так думал он, и бежал, и ехал, и медленно брёл, и полз. Отовсюду на него смотрели удивлённые глаза, и из каждого глаза летели свои мысли. Зенкевич изнывал, жмурился, но мысли продолжали литься.

Кое-как дотянул до своего нового жилища. Злобно выключил фонарь, заприметил какой-то из осколков своего телевизора, который почему-то ещё лежал на газоне, слегка присыпанном ледяной стружкой. Лифт дома не работал, и на 11-ый этаж пришлось идти по лестнице, на которой отчего-то было тесно и темно, будто поднимался он не в свой дом, а на башню старинного замка. По ошибке он принял этот вынужденный подъём за Лестницу Иакова, но уже на первых пролётах он обронил эту надежду: и наверху не рай, и вниз всё равно придётся спуститься, так что это скорее тот склон, по которому карабкался Сизиф.

В доме было холодно и пусто, из соседних квартир неслись смутные голоса, утюг поймал отвратительную радиостанцию. Антон расколошматил его об пол. Он видел слишком многое: каждый осколок, каждую царапинку на шкафу, каждый волосок на своей руке, каждую звёздочку на небе – и не мог рассмотреть главного, как Гомер.

Антон в нервах заметался по комнате. Ему хотелось лишить себя жизни, но он всегда знал, что это поступок безответственный во всех смыслах, никакой силы для этого не требуется, а уйти от вопросов и проблем так не получится.

От топота под ногами заёрзал паркет. И тут Антон прильнул к окну: вместо луны над городом тихо висел красно-оранжевый воздушный шар. Всей силой воли Антон попытался его обрушить, но не получилось. Он отвернулся от окна, но шар продолжал стоять у него перед глазами.

«Что же делать, что же делать, что же делать», – забормотал Зенкевич, и тут же сам наткнулся на ответ:

На кухонном столе лежал призывно

поблёскивающий швейцарский нож,

оттопырив своё

самое длинное

лезвие.

В Москве девять часов ноль минут, в эфире новости культуры и с вами я, Андрей Мутный. Сорокапятилетний юбилей отмечает сегодня актриса Оксана Бэзэ, прежде известная как Ксения Рыгалова. Ксения уже тридцать лет играет в Театре советской армии, снимается в кино и сериалах. Известность к ней пришла в 1997 году после главной роли в телефильме «Сезон смерти», где она сыграла хрупкую девушку, бросившую вызов целому преступному клану. В двухтысячные она снялась в сериалах «Пленница», «Воры», «Белые розы», а также в кинофильмах «Любовь не по правилам», «Охотники на зло», «Курская битва». На съёмках актриса всегда самостоятельно выполняет трюки, поёт песни, ездит на лошадях и снимается в постельных сценах. По поводу своего возраста Бэзэ предпочитает не задумываться. Её не волнуют цифры в паспорте.