Святослав Иванов - Подозрительные предметы

– Ой, а там рыбы нет? – вдруг забеспокоилась я (глупо, неуместно).

– Нет, – ответил Вова, – пруд совсем заросший. А живых существ мы убивать не собираемся.

Паша :

Пока стоял на станции метро и ждал металлического прилива, рассматривал мозаику: похожие на божеств с египетского барельефа, рабочие что-то усердно выплавляли и выпиливали. После минуты созерцания я понял, что в изображении было больше не от Египта, а от православной иконы – та же заботливая склонённость, страдание, прикрытое милосердием, видимо та же обратная перспектива. Разве что вместо нимбов горячий свет от раскалённого металла.

Вот он – оплот, ключевой истуканический символ русской государственности. Икона обожествляет рабочего, выплавляющего детали для автомобилей. За ним без вопросов признаётся загадочная витальная сила и статус всеобщей опоры, и лишь немногие дерзят задуматься о том, что ничто на этих рабочих не держится, производят они низкокачественный товар – да и вообще, это всего лишь товар , слово-то какое, не место ему в священном писании. Есть ли вообще миллионы этих иконических персонажей на Волге и на Урале? А если есть – они автоматически святы, что ли, как нерождённые младенцы?

Молитесь, сограждане, на несуществующее, пока ждёте прилива на платформе. Мы для того здесь воздвигли себе памятник в виде разудалых колонн, чтобы вы были в курсе, что если нас не будет, эти колонны могут подломиться, а канонизированные рабочие оживут и повесят вас на первом столбе.

Дошагал до дома, там съел какой-то лежалый кусок куриного филе, сел за стол и открыл ноутбук, чтобы наконец составить схему романа в этот свободный вечер. Взял мандарин из пиалы, задумался.

Примеры самых популярных русскоязычных текстов двадцатого века ведут нас к созданию некоей формулы идеального массового произведения, которое в то же время является и интеллектуальным. За этим жанром нам и видится единственно устраивающий нас успех.

Как эта формула формулируется?

Есть сильная личность с некоторыми удивительными, на грани сверхъестественного, способностями, а также редким обаянием. У личности есть сообщник, комический, но тоже милый, мутировавший Санчо Панса – он, кстати, может быть размножен сразу на несколько персонажей.

Личность приезжает в город – в конкретный, существующий, до боли знакомый город – в нашем случае Москва, потому что что-то фантазировать про другие города – не к месту. Приезжает он в Москву, предельно реальную, именно ту, что знакома обывателю, а не какую-то другую, параллельную Москву. Ходя по конкретным улицам, чьи названия упорно именуются, наши герои начинают что-то делать – неведомое окружающим, но в рамках своих сверхъестественных способностей вполне нормальное, и потому понятное читателю, не видящему, впрочем, его конечных целей, что его страшно интригует.

В рамках своей деятельности герой (назовём его Ш. ввиду засаленности большинства прочих букв кириллицы, не говоря уж о латинице) встречает, анализирует и непременно эксплуатирует все самые низменные стороны человеческой природы. В какой-то момент Ш. собирает вокруг себя целую толпу остолопов и лихо обдуряет их, а автор наслаждается тем, как читатель узнаёт в дураках себя и (с большим удовольствием) окружающих.

Но Ш., как бы блестящ он ни был, не всесилен. В какой-то момент, столкнувшись с чем-то истинным (ну или, скажем, с нелепостью, которая так вопиюща, что он её не учёл), он терпит неудачу. Не самую болезненную, но всё-таки. И лёгким шагом уходит побеждённым.

Позвонил Влад – велел явиться в семь часов к Вите домой, есть срочное заявление. Чёрт бы побрал! Передо мной уже раскинулась целая карта – я чертил графики и схематически изображал будущий замечательный текст, и практически уже забыл о теме, которая прошила все мои мысли за последние месяцы, – Армия Прилива, Каша из электродрели, бомбисты из XIX века.

Ёжась, вышел на улицу. До Вити идти минут пятнадцать, быстрее было бы на маршрутке, но я же знаю, как они тут теперь ходят. Сэкономим время и пойдём пешком. Отвратительный, пронизывающий холод царит в это время мандаринов.

Скажу сейчас, что всё. Мне противно и дико осознавать, что я ввязался в эту авантюру. Я – террорист, подрывник? Нет, я конечно решительно враждебно настроен относительно нашего государства, но что тут исправишь? Тем более такими методами. Может быть, кому-то и дано нажать на курок и спустить воду в этом колоссальном унитазе, но я-то здесь причём? Я создан для другого.