Святослав Иванов - Подозрительные предметы

Арктур много времени тратил на самовоспитание и закаление. Просто так, для развлечения, он мог, например, наполнить водой графин, поставить его себе на голову, да так и просидеть весь вечер с графином на голове, при этом вполне свободно участвуя в беседах и даже играя на гитаре. В увольнительную он, как правило, ходил в гости к своему другу-эзотерику, чьё имя все давно уже забыли, а называли не иначе как Щавелём. Щавель приобщал Арктура к восточным духовным практикам, читал ему целые лекции о мировой культуре и мифологии, что на удивление легко ложилось на строгое мировоззрение Арктура.

Когда он узнал о своих дежурствах у Мавзолея, приходившихся на красные ночи, он отшутился: «Я вырос в городе, где каждый год наступают белые ночи; я привык в это время не смыкать глаз ни на минуту. Что же, я каких-то красных ночей в Москве не простою?»

За пару дней до первого дежурства его вызвал к себе седой политрук – представитель какой-то из спецслужб, которого никто не знал по имени. Арктуру он почему-то сразу назвал своё имя (мы не можем его разглашать на этих страницах хотя бы из соображений собственной безопасности). Некоторое время политрук просто расспрашивал Арктура об обстоятельствах его жизни и о том, как вообще обстоят дела в полку. Потом рассказал ему пару (также засекреченных) историй из своей службистской юности. Наконец, уже будто бы выпроваживая Арктура из кабинета, он остановил его в дверях.

– Арктур, вы – лучший солдат полка за последние несколько лет, – сказал он, встав из-за стола и закурив старомодную папиросу. – Могу вам сказать об этом без всяких лишних сомнений, прямо в лицо. Я знаю, вы по этому поводу не зазнаетесь.

Арктур учтиво кивнул.

– Вам предстоит очень серьёзное испытание. Красные ночи – не легенда, а вполне себе исторический факт. Но от вас, вполне возможно, зависит гораздо больше, чем от всех ваших предшественников.

В ответ на вопросительный взгляд Арктура седой политрук пожал плечами:

– Большего я вам пока сказать не могу.

Вечером того же дня он сидел в гостях у Щавеля и аккуратно, минуя засекреченные подробности, пересказал ему разговор с политруком. Он произвёл также небольшой экскурс в легенду о красных ночах.

Щавель внимательно выслушал его и сказал:

– Ну что ж. Главное – не упускай ничего из виду. Будь внимателен и готов к удару в любой момент, – Щавель нахмурил лоб, тщательно что-то обдумывая. – И ещё, пожалуй, кусок мела и пистолет с серебряными пулями тебе не помешают.

Щавель выдал ему маленький старинный пистолет и мелок красного цвета.

– Как стрелять, ты знаешь.

Ночь была действительно красная. Ударил сильный мороз – минус восемнадцать или около того; над городом низко зависло плотное облачное одеяло, которое подсвечивали рубиновые звёзды Кремля. Арктур стоял у Мавзолея, весь напряжённый, аккуратно озираясь по сторонам: не поворачивая головы, он мог во всех подробностях разглядеть любой объект сбоку и иногда даже сзади от него – рано или поздно, такую способность обретают все люди, которым довелось служить часовыми, но у Арктура и без того зрение было развито сверхъестественно хорошо.

Вдруг он услышал шум внутри Мавзолея: там будто бы с тяжёлым скрипом открывались массивные железные двери. Арктур развернулся лицом к гробнице и вскинул ружьё. Постепенно поднялся низкий и монотонный гул – будто бы сама брусчатка Красной площади дрожала от страха, либо же сама путалась напугать Арктура – единственного живого человека на площади.

Наконец в дверях Мавзолея появилась человеческая фигура. Это был невысокий лысый мужчина, одетый совершенно не по погоде – в костюме-тройке. Арктур вскрикнул: «Стой! Стрелять буду!», но Ленин – а это был он – грозно и медленно приближался к нему.

Стрелять в вождя мирового пролетариата было как-то неловко, но, когда грозный Ленин был уже в нескольких метрах от Арктура, он всё-таки нажал на курок. Он не промахнулся, но пуля ушла в тело Владимира Ильича с тихим хлюпающим звуком, не то что не сразив его наповал, а даже не оставив на его теле и одежде следа. Он как шёл прямо на Арктура, так и продолжал идти – заложив руки в карманы и по-пижонски отставив локти назад – вся его фигура излучала какое-то ленивое бесстрашие.

Когда грозно надвигающийся Ильич был уже в нескольких метрах от него, Арктур почувствовал сильный физический дискомфорт, как при излишнем опьянении. Он вдруг отчётливо ощутил, что Ленин намеревается его убить, причём даже знал способ – его ждало удушение, усиленное испепеляющим взглядом вождя.