Амели Нотомб - Дневник Ласточки

Подумать только! Еще вчера мне с великим трудом давались самые элементарные ощущения, а теперь я трепещу от каждого пустяка. Словно надо было похоронить ласточку, чтобы разбудить мои органы чувств. Стоило кому-то умереть не от моих рук, и я тут же вернулся к жизни.

До сих пор все происходило так, будто мои жертвы отдавали жизнь только ради того, чтобы я испытал если не какое-то чувство, то хотя бы сексуальное возбуждение. Но достаточно было искренне оплакать птичку, и мои радары включились.

Выйдя на улицу, я подумал, что еще не опробовал чувство вкуса. Купил вишен и начал есть их на ходу, сплевывая косточки, как пули, не попавшие в цель. Я наслаждался теплой и сочной мякотью ягод. Как же давно я забыл это простое удовольствие, ничуть не уступающее моим пиршествам с холодным мясом.

Вернувшись домой, я решил испробовать то блаженство, что многократно обостряет чувства. И стоило мне подумать о Ласточке, как я пришел в сильнейшее возбуждение.

Я лег на кровать и предался любимой игре. Птица-девушка, отбросив револьвер, позволяет мне ласкать ее. Но настороженный взгляд не подпускает меня слишком близко, и я целую ее глаза – потому что это красиво. И чтобы она перестала меня бояться. Почему же я сразу не заметил, как она прекрасна?

Бывает красота, которая моментально бросается в глаза, а иногда красавицу различишь не сразу, ее лик словно выписан загадочными иероглифами, на их расшифровку нужно время, но, представ во всем своем великолепии, она затмит всех остальных красавиц.

Или я идеализирую Ласточку лишь потому, что убил ее? Мои чувства проснулись слишком поздно, и только теперь, вспоминая ее лицо, я восторгаюсь его красотой. Подумать только, я так мечтал о прекрасной убийце, а едва нашел ее, пристрелил на месте. Издержки профессии, черт бы ее подрал! Все, что мне осталось, – тетрадь и несколько выстрелов, врезавшихся в память.

У нас принято называть красоток «убийственными». Ты, Ласточка, убивала по-настоящему. Ты так и стоишь у меня перед глазами – с револьвером, нацеленным на своего папашу-министра, который барахтается в ванне и в ответ на твои суровые слова несет пустой вздор. Я вижу твой чистый и строгий профиль, твое негодование, твои выстрелы, превращающие мыльную пену в кровавый мусс, а потом вхожу я, ты видишь меня, ты понимаешь, что сейчас умрешь, и с бесстрашным любопытством смотришь мне в глаза.

Я снова и снова любуюсь тобой, я не видел ничего прекраснее твоих глаз, исполненных гордого вызова: ты сейчас убьешь меня, я не боюсь, я смотрю на тебя, я – место действия, и само действие – тоже я.

Но сейчас, лежа на кровати, охваченный желанием и любовью, я поворачиваю время вспять. Ласточка, я кладу оружие к твоим ногам, беру тебя на руки, поднимаю твое изящное тело, ты – место действия, и само действие – тоже ты, ты – центр вселенной. Я познаю роскошь твоего лона, я испытаю неслыханное наслаждение, когда войду в тебя и произнесу имя твое, Ласточка имя тебе, и ты оживешь и станешь сильнее, чем прежде.

Мои чувства обострены до предела, и я ощущаю твою кожу, нежную, словно лепестки цветка, твои груди, маленькие и твердые, как недозрелые плоды, твою тонкую, хрупкую талию, которую я крепко и бережно сжимаю руками; я погружаюсь в тебя, какая ты сладкая и мягкая, стократ нежнее шелка и бархата, ты словно легкий перламутровый блеск, и я робею от нахлынувшего возбуждения, твое лоно – конверт с долгожданным любовным письмом, и я, зажмурившись, вскрываю его, мое сердце готово выскочить из груди, я нахожу в конверте не исписанный словами лист, но лепестки алой розы, и погружаюсь в эту нежность, все больше пьянея от наслаждения.

Поразительная красота на следующий день поражает меньше, чем накануне. Но бывает и наоборот. Красота девушки, которую я убил, поражает меня все сильней. Поражает в буквальном смысле. Разве не обрушивается сильнейший удар на определенную часть моего тела? От неистовой страсти кровь несется по жилам с невыносимой скоростью. Страшное избиение я готовлю – самому себе.

Чувствую, что вот-вот потеряю сознание от накатывающего блаженства, вот он, великий миг, последний рубеж, Ласточка, я отдам тебе все без остатка, но что это, какая-то заноза… Где? В голове, в члене, в сердце, не знаю, заноза, ладно, пусть, я продолжаю, но чем глубже я проникаю в Ласточку, тем глубже вонзается в меня заноза, ну и черт с ней; но я все-таки кончаю, именно все-таки, вымученное удовольствие, неполноценное, я не взял рубежа, душа моя не взорвалась, гора Фудзи родила мышь, мои объятия пусты, мои излияния бесплодны, я один, печальный зверь post coitum, моя низменная похоть убила иллюзию, Ласточка исчезла, мне чудилось, что я обладаю прекрасной маленькой убийцей, но меня ублажала собственная рука.