Самуэль Беккет: БЕЗЫМЯННЫЙ

Тогда-то меня и подмывает сказать, что я на самом деле Червь, и подумать, что, в конце концов, он, возможно, стал тем, кем стал я. Не получается. К тому же они изыщут другие средства, не столь детские, чтобы заставить меня согласиться или сделать вид, что соглашаюсь, с тем, что я тот, чьим именем они меня называют, а не кто иной. Или они будут ждать, рассчитывая, что я устану, будут давить на меня все сильнее, чтобы стереть из моей памяти того, с кем нельзя сделать то, что сделали со мной, стереть вчерашний день, стереть завтрашний. И, однако же, мне кажется, что я помню и никогда не забуду, каким я был, когда был им, прежде чем все смешалось. Но это, конечно, невозможно, поскольку Червь не мог знать, каким он был или кем, именно так они хотят, чтобы я рассуждал. И мне также кажется, что еще прискорбнее, что я мог бы снова стать Червем, если бы меня оставили в покое. Отличный переход, но никуда не ведет. Только бы они перестали говорить ни о чем, до того как покончат со всем. Ни о чем? Поспешный вывод. Не мне судить. Исходя из чего мне судить? Новая провокация. Они хотят, чтобы я потерял выдержку и вне себя бросился их спасать. Как все очевидно! Иногда я говорю себе, они говорят мне, Червь говорит мне, подлежащее не имеет значения, что моих поставщиков больше, чем один, четыре или пять. Но более вероятно, что это одно и то же гнусное животное, развлекающееся игрой во многих, меняющее тон, акцент, тему своей болтовни. Если только это ему не свойственно. На пустой ржавый крючок я еще согласен, но приманки! Бывает, впрочем, и долгое молчание, изредка, когда, ничего не слыша, я ничего не говорю. То есть я слышу бормотание, если сильно прислушиваюсь, но это не мне, это они между собой, у них совещание. Я не слышу, о чем они говорят, но понимаю, что они по-прежнему здесь, что они еще не закончили со мной. Они чуть отодвинулись. Секреты. А если здесь всего один, значит, он советуется сам с собой, бормоча и жуя усы, готовясь к извержению нового потока бессмыслицы. Представить только, что я подслушиваю, в наступившей тишине! До хорошенького состояния они меня довели. Надеюсь, больше никого не осталось. Хотя говорить об этом не время. Согласен. О чем время говорить? О Черве, наконец. Согласен. Для начала вернемся к его истокам, а затем терпеливо проследим его на различных стадиях, с целью показать их роковое сцепление, которое довело его до моего состояния. И все это одним махом, отважно. Затем повседневные записи, пока не рухну. И наконец, под занавес, песни и пляски благодарной жертвы в честь рождения. Слава Богу, все идет хорошо. Махудом я не мог умереть. Могу ли я родиться Червем? Это одна проблема. Но, возможно, в конечном счете, другой персонаж. Тому, кто косит, все едино. Но вернемся назад, как планировалось, после чего бросимся вперед, как предполагалось. Наоборот звучит лучше, но не намного. Вверх по течению, вниз, какая разница, я импровизирую, так и надо! До этого момента время было во мраке. С этого момента – одно сияние! Сейчас, по крайней мере, я знаю, где я, насколько это касается моих истоков, я имею в виду те истоки, о которых можно поговорить, а это главное. Когда можно сказать: Некто в пути, все отлично. Возможно, мне идти еще тысячу лет, но это не имеет значения. Он в пути. Я начинаю осваивать местность. Кто знает, может быть, утром мне удастся ускользнуть, с булочкой и чашкой кофе. Нет, двигаться я не могу, пока еще не могу. То я оказываюсь в черепе, то в животе, странно, а то и вообще нигде. Возможно, это боталов проток, если вокруг меня все пульсирует и сжимается. Приманка, приманка. Разве не могу я иметь среди них друга, который печально покачивает головой и ничего не говорит или говорит изредка: Хватит, хватит. Можно быть и до начала, на это они согласны. Им нужны мои корни и прочее. Это несущееся время – то же самое, что раньше покоилось. И тишина, которую они тщетно нарушают, в один прекрасный день она восстановится, та же, что была, разве что слегка потрепанная. Согласен, согласен, в пути нахожусь я, слова надувают мои паруса, и я же – немыслимый предок, о ком ничего нельзя сказать. Но, может быть, я скажу о нем, когда-нибудь, и о том непостижимом времени, когда я был он, когда-нибудь, когда они смолкнут, убежденные, наконец, в том, что я не появлюсь на свет, ибо не буду зачат. Да, возможно, я буду говорить о нем, всего мгновение, подобно насмешнику-эху, прежде чем возродиться в нем, в том, от кого они так и не сумели меня отделить. И действительно, они уже слабеют, это заметно. Еще один ловкий финт, меня заставляют беспричинно радоваться, под их дудку, и принимать их условия, худой мир любой ценой. Читать дальше