Цзян И - Молчаливый странник в Лондоне

Однажды утром, когда я катался на лодке в Риджент-парке, меня застал дождь. Однако я продолжал налегать на весла, и дождь никак не отразился на моем настроении. Странно было наблюдать исчезновение большинства лодочников. Но зато пейзаж с редкими лодками на воде, покрытой рябью от моросящего дождя, радовал глаз. И мне было жаль тех, кто не наблюдал прелестную туманную картину на берегу. Деревья в парке были едва видны, но именно такие размытые очертания радовали душу. Я всегда предпочитаю трепетный Лондон в дымке под дождем тому желтовато-серому городу в нудные сухие дни.

В тот вечер я должен был навестить моего друга, жившего в Голдерс-Грин. Все еще шел дождь, когда я вышел из дома, а когда я возвращался, слегка моросило. По пути к автобусной остановке мое настроение вдруг изменилось. Как-то странно было видеть хилый голубоватый свет уличных фонарей, который почти не освещал округу. Даже звуки дождя казались мне какими-то скорбными. Я попытался взять себя в руки, старался глубже дышать, но не мог же я изменить то, что было вокруг. Позднее мне попались стихи одного из крупнейших писателей второй половины XIX столетия Томаса Харди, которые, по-моему, точно передают атмосферу той ночи:

Люди – всегда люди, они никогда не сохраняют неизменными свои чувства в отношении каких-либо определенных вещей, а меняют их в засимости от своего настроения и происходящего вокруг. Не так давно, когда я был крайне обеспокоен сообщениями о войне и на моей родине, и в Европе, я буквально выкрикнул эти строки:

Ну хватит о войне.

Не правда ли странно: лондонцы страдают от чрезмерных дождей большую часть года, однако стоит наступить кратковременной засухе, они тут же с тревогой начинают говорить о том, как нужен дождь. На второй год моего лондонского бытия моя квартирная хозяйка сказала мне, что не может пользоваться шлангом для поливки цветов в саду, поскольку это теперь запрещено из-за дефицита воды. Я попытался было поспорить с ней: в Лондоне обилие дождей, а Англия окружена водой со всех сторон, почему же люди должны беспокоиться о запасах воды? В этом году все повторилось вновь. Газеты постоянно печатали предупреждения о водном кризисе, с огромным интересом узнал я, например, что кардинал Хинсли, архиепископ Вестминстерский, распорядился служить ежедневные молебны о ниспослании дождя до 21 мая во всех храмах и капеллах его епархии. Вскоре после этого пошли беспрерывные дожди. Однажды утром горничная вошла в мою комнату, и, поскольку у нас была традиция обмениваться разными замечаниями по поводу погоды, я с явной иронией произнес: «Собирается дождь!» Она мгновенно ответила: «Он так необходим!» Ее реакция меня удивила. Она объяснила: «Я не из числа друзей дождя, но мы должны молиться за него, ведь в нем так нуждаются фермеры». В другой раз я ждал автобуса на Юстон-роуд и услышал на остановке разговор двух джентльменов. Один из них, проходивший мимо, специально остановился, чтобы заметить: «Какая жалость – снова дождь!» Другой возразил: «О, мы, фермеры, нуждаемся в нем. Он для нас бесценен». «Я знаю», – обронил прохожий и пошел своей дорогой. Несомненно он лондонец, решил я и подумал: ну и головоломка, почему это дождь такой послушный – идет в ответ на молебны!

Кстати, мы, китайцы, тоже служим молебны дождю в пору засухи. Читатели должны знать, что на моей родине очень жаркое лето, мы живем под палящим солнцем три-четыре месяца в году, а то и больше. Как велит древняя традиция, мы кладем на алтарь драгоценности, парчовые одежды, звоним в колокола, бьем в барабаны во время летних жертвоприношений, чтобы призвать дождь, жизненно важный для урожая. Местные власти порой издают указы, запрещающие резать скот, чтобы снискать расположение Будды. Еще в раннем детстве я стал свидетелем, пожалуй, самой интересной церемонии. То была религиозная процессия даосских монахов, которые несли прошение о дожде на алтарь храма Царя Дракона. Он и местный бог, как считалось, обладали магической силой ниспослания благодатного дождя. Но случалось, что монахи исполняли свою службу день за днем, а дождя все не было. И тогда деревянное изваяние местного бога или Царя Дракона выносили из храма и ставили на специальное сиденье под беспощадными лучами солнца.