Алексей Колышевский - Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

На допросе Нам сперва молчал, а потом попросил отвезти его на юг страны. Там его родная деревня, остатки семьи, там он хотел бы спокойно умереть. Его грубо прервали и посоветовали не смешить следствие своими просьбами. Тогда Нам окончательно замкнулся, и вплоть до самого конца никто так и не услышал от него ни единого слова. Его казнили спустя несколько дней, прилюдно, на глазах у множества пришедших поглазеть на такое событие вьетнамцев. Нама поставили перед глубокой, в три средневьетнамских или в два человеческих роста, траншеей. Двое офицеров держали его за руки, отклонившись в стороны, а третий выстрелил Наму в голову из «калашникова». Тело сбросили в траншею, сверху ее засыпал бульдозер. Никаких надгробий, никакой памяти. Ничего...

С Мариной простились быстро, в прессу так ничего и не попало, об этом позаботились. Ариэль скорбел шумно и напоказ, сгоряча пообещал исполнить последнюю волю покойной: установить рекламные щиты с ее фотографией. Мемзер его одернул, призвал не заниматься ерундой: во-первых, никакой последней воли Марина не высказывала, просто не успела, во-вторых, время сейчас не то, чтобы развешивать незнакомые широкой массе лики на рекламных щитах, – это раздражает и без того взбудораженный народ.

Здесь Мемзер сильно перегнул: плевать народ хотел на какие-то там щиты. Люди давным-давно плевать хотели на все, что происходит вокруг, и раскачать толпу для массовых выступлений мог только длительный процесс обеднения. Когда становится нечего есть, а силы еще не покинули, то их должно хватить для того, чтобы поднять камень, палку и прочее оружие пролетариата. Этим, собственно, и должно было все закончиться, но не так быстро, как того хотели устроители новомодной катастрофы под названием кризис. Да, росла безработица, но у людей все еще была надежда, возможность что-то найти, какие-то личные накопления, и все еще было тихо.

Мир в новом веке окончательно и зримо изменился: он самым невероятным образом отупел и любое умственное напряжение для большинства двуногих стало бессмысленным и совершенно непереносимым. Вместо реальности появилась вера в то, чего на самом деле не существует, и очень быстро общество фантазеров оказалось в подчинении у своего демократического правительства, не подозревая, что никакой демократии никогда не было, она вообще невозможна. Стоит каким-нибудь личностям занять верхнее местечко, как они тут же начинают решать вопрос о сохранении за ними этого местечка как можно дольше. Вот и в России случилось так, что под видом защиты общественного интереса эти самые личности, используя самую беспардонную и прямолинейную пропаганду утопического счастья для всех, создали мир счастья собственного. Ведь те, кто нами правит, – это, если называть вещи своими именами, такая корпорация, и преследует она свои корпоративные интересы, выдавая их за общественные. Мировая лига менял, затеяв глобальный коллапс, направила его не столько против России, сколько против этой корпорации. Но не следует думать, что народ был окончательно забыт, ему в этом спектакле под названием «кризис» отводилась роль самая активная: разорить, вывести на улицы, смести одних правителей и поставить своих, посговорчивей, чтобы потом, спустя тридцать лет, воплотить все то, о чем сказал Мемзер в шале близ немецкого городка с длинным названием.

Из этой ситуации нет выхода – даже если четко осознавать ее, оценивать такой, какова она на самом деле. Всякая революция в мире, где правят менялы, бессмысленна. На смену одному якобы демократическому руководству придет другое, столь же демократическое, и с помощью пропаганды, часто невообразимо тупой и прямолинейной, будет управлять себе во благо, представляя свои интересы и цели как интересы всего общества. Демократии нет в природе, ее никогда не существовало, она невозможна, и тот, кто не понимает этого, достоин всего, что с ним происходит и будет еще происходить. Права людей – мираж, условность. Избранные, входящие в корпорацию, с особенным цинизмом называют этот мираж демократией, но простые люди не могут рассчитывать на что-либо большее, чем собственные довольно скромные возможности. Таков мир, и его нельзя изменить до тех пор, пока в нем существуют менялы и деньги.

Мемзер и те, кто стоит за ним, – суть корпорация, готовящая недружественное слияние и поглощение корпорации российской. Хозяева жизни на поле боя. И ничего уж тут не сделать: баре ссорятся – у холопов ноют зубы. В этом и только в этом смысл бродящего по миру призрака глобального кризиса. Какая из корпораций победит? Мировая или местная, российская? Так ли это важно? Людям нужно думать совершенно об ином, а Россия... Ей поможет только Бог, на него вся надежда. За долгие годы лишений и мытарств, выпавших на ее долю, страна всегда с честью выходила из передряг. Ничем иным, как Божьим промыслом, этого не объяснить. Быть может, и теперь он поможет, не забудет, не оставит... Ведь это непостижимо, немыслимо, что теперь по вине каких-то изощренных негодяев Россия кончится – большая, добрая, красивая и хмельная, честная баба, которую столько раз обманывали.