Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

- Какой красивый мальчик, я просто влюбился!

- Ребята, тут что-то не так, - недоумённо пробормотал я, вы что - пьяны, или дурите меня?

- Всё путём, - вдруг вступила Оля, - ты же сам просил больше тебе баб не приводить, вот я и привела красивого мужика! Чем он тебе не нравится?

- На предмет чего? - поинтересовался я, - и кто кого должен трахать, тоже поясните, пожалуйста!

- Ну, зачем же так грубо! - застеснялся Вова, - и что за слово 'трахать', разве в этом смысл отношений! А почему нельзя любить друг друга, как друзья, как родные души? Нурбеша, - ласково назвал меня Вова, - давай станем друзьями! Разве это плохо? - Вова, говоря эти слова, нежно поглаживал мне руку, преданно заглядывая в глаза.

- Нурбеша - это ново! - заметил я, - ну, давай дружить, если хочешь, только не лапай меня, жена ведь смотрит, ревновать будет! Ну, что ж, тяпнем за вечную дружбу!

И мы 'тяпнули'. Потом ещё. Водка кончилась, и Вова побежал в магазин.

Оля была возбуждена и страшно довольна. Пока Вова бегал в магазин, Оля горячо убеждала меня:

- Это нечто новое, сейчас вся творческая элита не отвергает это! Не обижай человека, он очень одинок, а трахаться совсем не обязательно!

Прибежал Вова, принёс литровку виски. Мы выпили за творческую элиту, за любовь до брака: и так далее, потом просто бормотали: 'Бум!'. Меня повело, хватаясь за всё, я поковылял к кровати и рухнул. Вова продолжил тосты с Олей:

Я проснулся часов в шесть утра - захотелось пить. Я заметил, что лежу поверх одеяла, а рядом лежит что-то непонятное, тоже одетое. Батюшки-светы, да это же мужик белобрысый! Откуда он здесь, да и где я сам?

Осмотревшись, я понял, что нахожусь в своей койке в комнате на Таганке. Где же Оля? Обернувшись, я увидел Олю, тоже одетую, на тахте, которая служила нам тайным ложем до женитьбы. Я перелез через мужика и, выпив воды, сдвинул Олю к стенке и лёг с ней. Постепенно стала приходить память, и я припомнил вчерашний вечер. Растолкав Олю, я приказал ей рассказать всё, как было.

- Ничего не было, выпили вы с Вовой, ну и завалились на койку вместе. Не бойся, вы оба заснули мгновенно, оба одетые, так что ничего и быть не могло! Вова - хохмач и хороший парень, не обижай его, как проснётся! А теперь поспим немного, голова болит! - попросила Оля.

У меня самого раскалывалась голова, и я заснул. Утром Вова заспешил на свои занятия, и Оля его проводила. Я притворился спящим. Вова поцеловал меня в щёчку, Олю тоже, и ушёл.

Занятий у меня сегодня не было, и я решил выспаться. Мы разделись и перешли на широкую постель. Оля стала приставать.

- Или ты больше не будешь спаривать меня с бабами, мужиками, животными, растениями, или я не буду подаваться на твои приставания, то бишь - на любовь! - предупредил я Олю.

Оля клятвенно обещала не спаривать меня больше ни с кем, и я подался на её приставания, то бишь - на любовь.

Тамара 'маленькая'

Вот, рассказываю я про нашу с Олей весёлую жизнь, а как же Моня? Ведь он всё это дело с моей и Олиной женитьбой затевал, как ширму для своих хитрых целей. Но Оля стала избегать встреч с Моней, и если и встречались с ним, то только в моём присутствии. Причём держала она его в 'чёрном теле'. А Моня смотрел на неё, моргал, и чуть ни плакал.

Однажды он осмелился перечить ей в чём-то. Оля вспылила и отчитала его:

- Как смеешь ты, несчастный кандидат наук, спорить с профессоршей? - И это было сказано без тени юмора.

Или как-то Моня разлил в комнате какую-то жидкость - чай там, или кофе. Оля тут же принялась отчитывать его за неряшливость. Она, дескать, день и ночь блюдёт чистоту жилья, а Моня только и 'гадит' вокруг себя. Да, да, именно так и сказала - 'гадит'!

Бедный Моня разорвал на себе белую рубашку (хорошо, что полетели только пуговицы!) и с истеричными причитаниями стал подтирать ею пол. Я отчитал Олю, заставил её пришить пуговицы 'взад' и выстирать рубашку.

Был тёплый апрель. Я вечером, в первый раз после зимы, открыл окно и стряхнул вниз пыль с карниза. И из-под окна метнулась чья-то фигура.

- Моня! - разглядел я, - Моня, что ты здесь делаешь? Но Моня стоял неподвижно у дерева посреди двора.

Я выбежал во двор и подошёл к Моне. Он стоял у дерева с отсутствующим выражением лица, а из глаз его капали слёзы.

- Моня, ты что, пьян? - спросил я. Но тот только молча покачал головой. Я затащил его в комнату. Мы с Олей тормошили его, замучили его вопросами, но Моня не отвечал. Пытался улыбнуться сквозь слёзы, но глаза всё равно оставались печальными.

- Развожусь с Капой! - наконец выдавил он из себя, - не могу больше жить с ней. Я ночами стою у вас под окном, слушаю все ваши разговоры. Я знаю, что вы живёте друг с другом как муж с женой и обманываете меня. Когда вечером вы задёргиваете штору, я становлюсь на ящик и подсматриваю за вами в щёлку. А зайти не могу - стыдно!