Деа Триер Мёрк - Зимние дети

У нее хватит мужества, что бы там ни было…

За десять минут до половины двенадцатого Мария отправилась в отделение для новорожденных с пластмассовой бутылочкой, в которой было семьдесят пять граммов сцеженного грудного молока.

На «квитанции» указано, что ребенка можно повидать от 11.30 до 12.00, и важно было не потерять ни одной драгоценной минуты.

Она нащупала в кармане заветный листок бумаги и сжала его в кулаке. Как номерок из гардероба, который дает тебе уверенность в том, что твое пальто будет тебе выдано.

В белом туннеле тянет сквознячком. Звуки отдаются, как в пустой бочке. Холодный голубоватый свет падает с потолка на одинокую фигурку, неслышно, точно призрак, скользящую по серому цементному полу.

Этим длинным туннелем идут и идут женщины, которых разлучили с их детьми, потому что крошки по той или иной причине нуждаются в особом наблюдении.

Они идут из послеродового отделения в отделение для новорожденных и обратно. Они идут подземным переходом, потому что здесь все-таки теплее, чем на улице, где Дуют пронзительные январские ветры.

Они идут, усталые, съежившиеся в своих домашних халатах. Фигуры их неуклюжи и животы все еще слишком большие. Они несчастны и растерянны. Испытания они не выдержали. Дети у них не такие, как надо. Да и сами они, видно, не лучше. Они потерпели поражение. И чувствуют свое полное ничтожество.

Постоянный страх за ребенка леденит им сердца.

Мария заходит в лифт, поднимается наверх и снова оказывается в маленьком отделении для новорожденных.

В оранжерее, в теплице, где выхаживают новорожденных.

Дверь в кухню распахнута, и видно, как крупная полная женщина вытирает тряпкой руки и устанавливает бутылочки в висячий шкафчик.

Мария робко подходит к двери и заглядывает сквозь узкое окошко в таинственное царство кувезов.

Она видит, как молодые врачи в белых брюках и белых футболках кружат, будто блуждая по незнакомой местности. Им бы еще пробковые шлемы — прямо исследователи земель в далеких тропических широтах. Они двигаются взад и вперед в парной атмосфере этой теплицы, оберегая чуть проклюнувшиеся ростки новой жизни. Она видит семь-восемь плексигласовых колпаков, опутанных сетью проводов, — это и есть кувезы — и разнообразную современную аппаратуру.

Над каждым кувезом маленький металлический ящичек с ручкой и кнопками и темно-зеленым экраном, где мигают и пляшут светлые точки и черточки.

Слышится бульканье воды — словно бьет из-под земли ключ. Мария как бы вернулась в ту теплую болотную первобытную среду, откуда когда-то вышел человек.

Поршни ходят вверх и вниз. Тихо тикают часы. Из кувезов слышится детский писк. Непрерывное жужжание служит как бы фоном для всех остальных звуков.

А кругом джунгли, настоящие джунгли — сплетение зеленых ветвей и листвы.

А под прозрачными колпаками в многоцветном освещении — крохотные фигурки: древнее ацтекское золото, создание искуснейших мастеров.

Но нет. Это всего лишь будни отделения для новорожденных. И нет здесь никакой мистики, никакой алхимии. И джунгли — просто путаница разноцветных проводов, трубок, капельниц, которые отбрасывают сплетение теней на стены и потолок.

А в кувезах в ярком свете лежат дети, которых материнский организм слишком рано вытолкнул из себя. То ли потому, что был не в состоянии их удержать, то ли потому, что климат там стал для них неблагоприятен.

Других же в последний момент освободили от гибельной хватки материнского организма с помощью кесарева сечения.

Кое у кого из них вес ниже 1000 граммов, которые вообще-то принято считать границей между выкидышем и новорожденным.

Так и лежат они — зимние дети — в механической утробе из стекла и стали. Присужденные к выживанию.

Красные и зеленые или прозрачные трубки подают питание через ноздри в желудок или через кожу в кровеносные сосуды.

Так выкармливают недоношенных и детей с теми или иными дефектами. Детей с явными или не явными врожденными недостатками. Детей, с которыми случилось несчастье в процессе ли беременности, во время или после родов.

Вот у этого менингит и слишком нежная светло-розовая кожа. А у того не в порядке сердечный клапан и кожа почти синяя. Лежит тут и ребенок, которому сломали ручку во время сложного кесарева сечения, а вон там — плод любви наркоманов.

Некоторым делают переливание крови, к кому-то подключен аппарат искусственного дыхания. Кого-то держат в кислороде или в ярком свете с повязкой на глазах. У кого-то непрерывная дрожь. Кто-то едва не задохнулся в матке.