Деа Триер Мёрк - Зимние дети

— Но у вас же нет никакого геморроя!

— Как это «нет»?

Фру Хольм рывком вскакивает на кровати, бросая разъяренный взгляд вслед медсестре, но та уже закрыла за собой дверь.

Испания переживает волну забастовок на ряде крупных предприятий, несмотря на сильное противодействие властей. Взгляд Марии скользит по страницам газеты. Она прочитывает заголовки и первые две строчки из каждой статьи, пропуская слова мимо сознания, не вникая в то, что там написано.

Член фолькетинга Ларс Эмиль Йохансен стал абсолютным победителем на выборах в Гренландии. Он единственный из четырех кандидатов после подсчета голосов с уверенностью…

Что-то скажет Захариас, узнав, что стал отцом? Одному Богу известно, имеет ли это для него какое-нибудь значение. Может быть, лучше им сразу же поселиться вместе? Найти какую-то коммуну, где можно было бы жить. Теперь она уже не уверена, что сумеет одна справиться с новыми заботами.

Воскресная распродажа. Продаются два абиссинских котенка (пол женск.). Прекрасная родословная. Обращаться по телефону…

Неужели из ее ребенка когда-нибудь получится человек?

Авиация США ведет бомбардировки в Южном Вьетнаме. (Сайгон. Агентство «Рейтер».) В прошлую пятницу южновьетнамские освободительные силы уничтожили более 5 миллионов литров горючего на нефтехранилище близ города Плейку. В пятницу около часу дня подверглась ограблению бутербродная на Нёрреброгаде, 153, двум официанткам пригрозили ножом…

Мария стоит в коридоре перед темным окном. Положив руки на широкий подоконник, она рассеянно смотрит вниз на смутные очертания невысоких зданий. Из гостиной слышится какая-то болтовня по телевизору.

— Послушай, Мария, тебе надо бы сходить в детское отделение и отнести молочка твоему ребеночку.

Мария резко оборачивается. Это вечерняя дежурная.

— Можно, да?

— Ну конечно. Ты сама найдешь дорогу?

Мария кивает. Лезет в холодильник, достает свою малюсенькую бутылочку с фамилией, номером и числом, опускает ее в карман, где лежит «квитанция» на ее ребенка, подтягивает гольфы и входит в холоднющий лифт.

Длинный белый туннель уходит куда-то в бесконечность, становясь все уже и уже, и где-то совсем уже вдалеке кончается маленьким черным пятнышком. Прямо кротовый ход. А как здесь пусто! Мария ощущает чей-то сверлящий взгляд у себя на затылке, круто оборачивается, сжимая в кармане бутылочку. Никого! Это страх холодными глазами впивается ей в спину.

Время от времени то вправо, то влево отходят боковые ходы. На стене указаны номера — код, который надо знать, чтобы не заблудиться.

Впереди нее санитар, насвистывая, везет пустую каталку. С каталки свешивается мятое постельное белье. Санитар идет гораздо быстрее, и свист его затихает — как если бы на проигрывателе постепенно приглушали звук.

Руки и ноги у Марии мерзнут. Она потуже затягивает пояс своего белого халата, стараясь сохранить остатки внутреннего тепла.

И вот она в по-вечернему тихом отделении для новорожденных. Малыши спят в своих кроватках и кувезах. Полумрак. Сквозь стекло она видит неясные контуры проскользнувших мимо двух фигур в белом.

В руке у нее бутылочка с пятьюдесятью граммами желтоватого сцеженного молока, которую она неуверенно держит перед собой.

У вечерней медсестры бледное овальное лицо, белые зубы, светлые волосы и голубые глаза. Она очень тоненькая и ростом поменьше Марии.

— Вы хотите повидать своего ребенка?

— Ну конечно!

— А какой у него номер?

— Двадцать девять.

Медсестра исчезла в низенькой уютной комнате, где детишки спят в кроватках, и вскоре вынесла в коридор под холодный электрический свет маленький белый сверток.

Мария принимает ребенка в объятия. Он ничего не весит. Кажется, в руках у нее трепещущий птенчик.

Полная тишина. Ничто не шелохнется.

Мария смотрит, не отрываясь, на крошечное темноволосое существо. Неужели из тебя когда-нибудь вырастет настоящий человек? Выйдешь ли ты отсюда живой?

Девочка открыла глазки и смотрит на нее.

Мария целует ее ротик. Кончиками пальцев легонько касается ее лица и волосиков, словно читая книгу по методу Брайля.

Потом она возвращается по длинному белому кротовому ходу. И думает о Тенне. О Тенне, которая приносила полноценное темно-желтое молоко своему малышу, лежавшему здесь в кувезе. Маленькому человечку, ножки которого доходили только до щиколоток. Его перевели в больницу на Фуглебаккен, поближе к дому родителей.