Алина Витухновская - Человек с синдромом дна

Колобок уязвим рядом с ними. Ведь его страдание экзистенциально, метафизично. Он — более дух, идея. Но при этом он обречен на плотское — его сделали из теста, он вкусен, его можно съесть.

Дедушка и Бабушка не милые, пряничные безопасные старички.

Они как бы недобрые, нехорошие. В них девидлинчевская шизоидность. Они нюхают кокаин. Может быть, они слушают джаз. Они развратны.

Они — та сатанинская парочка, живущая в Домике на Обочине, в замке за лесом, на дьявольском пустыре, там, где пропадали скот и дети.

Не из их ли головок лепили они своих первых колобков? Они — обреченные на маньячество монстры из архетипического фильма ужасов.

Колобок — бунтующая сущность, нарушившая законы жанра.

На первый взгляд, он гностический анархист, ведь он не декларирует ни своих мотиваций, ни целей. Но в нем не кроулианское «делай, что хочешь», а русское «или право имею», нечто, осуществленное «По Щучьему Веленью» (если эта Щука — внутри).

Сатанинская парочка хохочет: «Катись, Колобок! Впереди Догвиль, там тебя и распнут!»

Но Колобок — не Грейс двухсерийного приближения к насилию. Колобок стреляет сразу, разрывая ловкими пулями декорации города. И его фальшивые жители умирают.

А Колобок совершает новую инициацию — Инициацию Убийством.

Дедушка и Бабушка — еще и герои русской некрошизы, неофиты Юфита, с мамлеевскими утробушками.

Утроба — глубина патологии, бездна клыкасто-хищная, кишечник бога. То коллективное бессознательное, что превращает людей в тотальных поедателей.

Большая жратва.

Здесь бегство Колобка деликатесно.

Упустить его — светская игра, гурманство. Этикет позволяет играть в Колобка. Играть в Колобка можно долго. Но, в конце концов, Колобка ДОЛЖНЫ съесть. В этом трагизм, обреченность, Судьба Героя, Камю, «Миф о Сизифе», экзистенция пищи.

И, дабы не погибнуть бессмысленно, Колобок совершает Инициацию Отравлением. Колобок отравлен, но он не мертв, «Вопрос не в том, чтоб „Быть или не быть“, Как избежать обоих состояний?»

Превращение Колобка в особую субстанцию, уходящую за грани жизни и смерти, достигается отравлением. Алхимическая фантазия. Полониевая улыбка.

Колобок, наконец, отдает себя на съедание. Но в этом он не Христос, а Токсический Мститель, Черный Чернобыльский Маг, зариновое озарение Секо Асахары.

И бледным, как античная маска смерти, лицом убитого Литвиненко, губами его мраморными, смрадными изрыгается глумливый убийственный смешок. А над ним щербатым скальпом Ющенко, болезненно-желтым месяцем, повисло НЕЧТО СМЕЮЩЕЕСЯ — ХОХОЧУЩЕЕ

НИЧТО…

А потом тихонько улыбнется месяц, и обернется Колобком.

Впереди у Колобка битва с Богом.

Бог умер. Да здравствует Колобок!

Конец.

Этой политической осенью в Россиюшке открылась дорога в ад. Она всегда была раскрыта для тех, кто понимает толк в метафизике определенных сфер. Но никогда доныне эта дорога не делалась столь коммунально-доступной, столь открытой для всех.

А в глубине Черной Дыры — и вправду, вместо лубочного «бога», вместо мистического фюрера, даже вместо «батюшки-царя» сидит покрытая волдырями, что твоя карта Евразии, тошнотворно-инфернальной расцветки Крыса. И уплетает за обе щеки какого-нибудь (например) начальника сварочного цеха.

Самое главное, что за всей этой черной воронкой, за всей этой русской бездной — ничего нет, абсолютный ноль, пустота. Которые на поверхности лишь отражаются обманчивым мреяньем псевдосмыслов, порождающими излишние движения, некую призрачную суету, ошибочно принятую за жизнь.

В связи с аналогиями по поводу «Рussy riot», коих стали сравнивать с неудавшимися Жаннами Д'Арк, заметим, что в отличие от оригинала у них не было знатного продюсера.

А кто был продюсером — да и создателем — Орлеанской девы Жанны? Жиль де Рэ — аристократ, освободитель Франции, сделавший самого короля, возведя дофина на престол и затем казненный за массовые убийства детей и сатанизм.