Гийом Мюссо - Квартира в Париже

У Маделин кончилось терпение.

– Что вы вбили себе в голову? – насмешливо спросила она. – Думаете, это похоже на полицейское расследование? Почитываешь себе журнальчики, делаешь вырезки и коллажи – и раскрываешь преступление? Не тетрадь, а какой-то дневник школьницы!

Вместо того чтобы обидеться, Гаспар поймал ее на слове.

– Верно, я не коп и не умею вести расследования. Потому и прошу о помощи вас.

– Все, что вы на меня вывалили, – не более чем фантазии!

– Нет, Маделин, вы не правы, сами знаете. Взгляните на все это непредвзято. Пусть Лоренц страдал от душевной и физической боли, но безумцем он не был. Раз он решил отыскать в Нью-Йорке вас, значит, напал на новый след, во всяком случае, обнаружил что-то конкретное.

Молчание. Потом – тяжкий вздох.

– Зачем я с вами познакомилась, Кутанс? Почему вы не оставляете меня в покое, зачем притащились сюда? Худшего момента нельзя было выбрать, черт бы вас побрал!

– Полетим вместе в Нью-Йорк. Все ответы там! Попросим о помощи Сотомайора, поищем там, на месте. Я хочу выяснить, что обнаружил Шон Лоренц. Хочу узнать, зачем ему понадобились вы.

Она не собиралась уступать.

– Летите сами, я вам ни к чему.

– Две минуты назад вы утверждали противоположное! Вы – бывалый коп, знаете город, наверняка у вас остались знакомые в полиции Нью-Йорка и в ФБР.

Поднеся к губам чашку с чаем, Маделин заметила, что так и осталась в пластмассовом браслете, который на нее надели в больнице. Сняв его, она помахала им перед носом Кутанса, чтобы его вразумить.

– Видите, Гаспар? В моей жизни произошел резкий поворот. Только что была операция, скоро будет следующая, я готовлюсь завести семью…

Драматург положил на стол свой телефон. На экране было сообщение Карен Либерман о приобретении двух билетов на ближайший рейс «Иберии». Вылет из Мадрида в 12.45, прибытие в аэропорт им. Дж. Ф.Кеннеди в 15.45.

– Если поторопиться, можно успеть. Вы вернетесь до двадцать шестого декабря, как раз ко второй операции.

Маделин отрицательно покачала головой. Гаспар не отступал.

– Ничто не мешает вам полететь со мной. Вам так и так надо убить два дня. Даже в Мадриде не оперируют в Рождество.

– Мне нужен покой.

– Проклятье, вы думаете только о себе!

Это стало последней каплей: Маделин запустила в него коробочкой с тапас. Гаспар успел увернуться, и «бенто» разбилась об обложенную плиткой стену у него за спиной.

– Для вас все это игра! – взорвалась она. – Расследование горячит вам кровь, вносит разнообразие в вашу жалкую жизнь, вы воображаете себя героем кинофильма. Я занималась такими делами десять лет. Они составляли всю мою жизнь. И вот что я вам скажу: это люк в бездну. Каждое расследование забирает часть вашего здоровья, умения радоваться жизни, беззаботности. В конце концов от вас ничего не остается. Вы меня слышите? Ничего! Однажды утром вы просыпаетесь развалиной. Я уже через это проходила и не хочу повторения.

Гаспар дал ей выговориться и собрал свои вещи.

– Что ж, ваша позиция ясна. Не стану больше вам докучать.

«Медведь» с грозным ворчанием покинул свою берлогу. Гаспар сунул ему две купюры, чтобы не выпустил когти, и направился к двери. Маделин проводила его взглядом. Она знала: еще десять секунд – и ее мучениям наступит конец. И все же крикнула ему вдогонку, сама себя удивив:

– Зачем вам это, дуралей вы этакий? Вам же на все плевать, вы же не любите людей, саму жизнь, зачем вам совать нос в эту историю?

Кутанс вернулся и положил на столик фотографию: Джулиан на санках зимним утром на площади Миссьон Этранжер. Ребенок, замотанный шарфом, с горящим и одновременно мечтательным взглядом, с улыбкой до ушей, прекрасный, как само солнце, свободный, как ветер.

Маделин быстро отвела от фотографии взгляд.

– Думали вызвать у меня чувство вины? Грубая ловушка!

Но по ее щеке уже катилась слеза. Дело было в недосыпе, в утомлении, в нервном перенапряжении.

Гаспар нежно взял ее за руку и заговорил. Это было и призывом, и мольбой.

– Я знаю, что вы думаете. Знаю, вы уверены, что Джулиан мертв. Просто помогите и мне в этом убедиться. Прошу вас посвятить расследованию два дня, ни мгновения больше. Клянусь, вы возвратитесь в Мадрид ко времени вашей второй операции.

Маделин вытерла щеки и уставилась в окно. Опять собрались тучи, пошел дождь. Снова все было отравлено тоской: небо, сердце, мысли. Ей совсем не хотелось коротать в гордом одиночестве сочельник и само Рождество, будь оно неладно, когда надо веселиться, лопаться от любви, обнимать членов своей семьи. У Кутанса было неоспоримое достоинство: он был для нее не только чумой, но и спасением.