Гийом Мюссо - Квартира в Париже

Этот молодой субъект мнил себя стильным: хипстерская бородка, татуировки лжебунтаря, стрижка undercut, ботинки Chukka и сумасшедшая джинсовая рубашечка, притом что он был всего-навсего клоном всех тех, кто пытался воспроизвести Уильямсбург и Кройцберг [57] Молодежные кварталы в нью-йоркском Бруклине и в Берлине. на парижском канале Сен-Мартен. Имелось и отягощающее обстоятельство: прежде чем спросить Гаспара, как его представить, клон бросил на него полный недоверия взгляд. Знал бы он, что этот подозрительный посетитель обеспечивает агентству три четверти его доходов!

– Это я плачу тебе зарплату, бездарь! – вспылил он, властно берясь за ручку двери Карен на глазах у оцепеневшего ассистента.

– Гаспар?! – радостно воскликнула Карен.

Голоса в приемной заставили ее обойти стол и подойти к двери. Карен Либерман, гибкая коротковолосая блондинка, готовившаяся отметить весной свое 45-летие, не меняла стиля со времен учебы в Жансон-дe-Сайи: джинсы 501, белая блузка, пуловер с V-образным воротом, мокасины цвета бордосского вина. Карен была не только литературным агентом Гаспара, но и его адвокатом, бухгалтером, помощницей, пресс-секретарем, консультантом по налогам и риелтором. За 20 % его доходов она обеспечивала ему связь с внешним миром, служила ему щитом, позволявшим жить по-своему и поплевывать на род людской. Что он с наслаждением и делал.

– Как поживает самый дикий из моих авторов?

Он сухо поставил ее на место:

– Я не твой автор. Ты – моя сотрудница , это совершенно разные вещи.

– Гаспар Кутанс во всей своей красе! – констатировала Карен. – Исполненный подозрений грубиян и ворчун! – Она указала ему на кресло. – Почему не в ресторане? Мы же договаривались…

– Мне нужно, чтобы ты распечатала для меня важные документы, – сказал он, доставая из кармана смартфон. – Я нашел в Интернете статейки…

– Сбрось их Флорану, он…

– Говорю тебе, это важно! Я хочу, чтобы этим занялась ты сама, а не твой жиголо.

– Как скажешь. Между прочим, мне звонил Бернар Бенедик. Он заверил меня, что с домом все решено. Женщина, похоже, съехала. Дом полностью в твоем распоряжении.

Гаспар покачал головой:

– Как будто я не знаю! Все равно я не собираюсь в нем задерживаться.

– Конечно, мы же бежим от простых решений! – Карен вздохнула. – Виски?

– Нет, благодарю. Я решил притормозить с выпивкой.

Она округлила глаза:

– Все в порядке, Гаспар?

– В этом году я не стану сочинять пьесу, – отчеканил он.

Он угадывал мысли Карен о лавине последствий этого решения: аннулирование договоров, штрафы за простой театральных площадок, отмена турне… Тем не менее, сделав все эти выводы всего за пару секунд, Карен сумела придать своему голосу безразличие.

– Неужели? Почему?

Гаспар пожал плечами и выпятил нижнюю губу.

– Одной пьесой Кутанса больше, одной меньше… Не думаю, что это сильно повлияет на историю театрального искусства.

Карен молчала, и он загнал гвоздь глубже:

– Если честно, я не вполне ответил на твой вопрос. Ты не считаешь, что в последние годы я стал повторяться?

На это она все же отреагировала:

– На тему «мир – дрянь, людишки и того хуже» – может быть. Но ты можешь попробовать написать о другом.

Гаспар скорчил рожу:

– Как-то не вижу других тем.

Он выудил из пачки на столе сигарету и вышел подымить на балкон.

– Влюбился, что ли? – крикнула Карен, выбегая туда следом за ним.

– Нет, с чего ты взяла?

– Так и знала, что это рано или поздно произойдет, – сказала она с сожалением.

– Из моего нежелания писать, – стал защищаться он, – ты заключаешь, что я в кого-то втюрился? Не вижу логики.

– Ты купил мобильный телефон – ты ! Бросил пить, побрился, снял очки, напялил костюм, воняешь лавандой! Уверена, это любовь.

Гаспар затянулся с отсутствующим видом. Теплая влажная темнота была пропитана ненавязчивым городским шумом. Навалившись на перила, он уставился на башню Сен-Жак, одинокую, усеченную, сиявшую в двух шагах от Сены.

– Зачем ты затолкала меня в эту дыру? – спросил он внезапно.

– В какую дыру?

– В ту, в которой я столько лет прозябаю.

Она тоже закурила.

– По-моему, ты сам избрал затворничество и одиночество, Гаспар. Ты тщательно выстроил свою жизнь так, чтобы не высовывать оттуда носа.

– Да знаю я, но мы же друзья, ты должна была…

– Ты – драматург, Гаспар, у тебя нет друзей, кроме героев твоих пьес.

Он упрямо гнул свое:

– Надо было пытаться, пробовать разные варианты…