Пол Остер - Ночь оракула

«Приподнимая завесу» Патрика Гордона-Уокера (Лондон, 1945). Позже этот же рассказ привел в своей книге «Из руин Рейха: Германия в 1945–1949 годах» Дуглас Боттинг (Нью-Йорк, 1985), с. 43. Заодно уж упомяну варшавский телефонный справочник 1937–1938 гг., доставшийся мне от приятеля журналиста, который в восемьдесят первом году освещал деятельность польской «Солидарности». Зная, что мои дед и бабка по отцовской линии из Варшавы, он купил эту книгу на блошином рынке мне в подарок. Я назвал ее «моя книга призраков». На 220-й странице обнаружилась супружеская пара, Янина и Стефан Орловски, проживавшие по адресу: улица Вейнерта, 19. Это была фамилия моих предков, и хотя я не мог знать наверняка, что это именно те Орловски, я оценивал такую вероятность как достаточно высокую.

Четыре года назад я написал сценарий по своему рассказу «Чистый лист» для молодого режиссера Винсента Франка. Этот малобюджетный фильм о музыканте, который после долгой болезни медленно возвращается к жизни (история оказалась провидческой), вышел на экраны в 1980 году и имел успех. Хотя его показали исключительно в арт-хаусных кинотеатрах, критические отзывы были весьма благосклонные, и мое имя, как потом не уставала повторять Мэри, стало известно так называемой широкой публике. В самом деле, мои книги стали лучше расходиться, а права на мой новый роман «Краткий словарь человеческих эмоций» она продала издательству «Холст и Макдермотт» на условиях в два раза более выгодных по сравнению с предыдущими. Кстати, этот аванс вкупе со скромным гонораром за киносценарий позволили мне уйти из школы, где я преподавал целых семь лет. Раньше я принадлежал к категории никому не известных одержимых, которые что-то отчаянно строчат с пяти до семи утра или глубокой ночью, не говоря уж о выходных, и которые вместо отпуска обливаются потом в раскаленных городских квартирах, наверстывая упущенное за зиму. Благодаря Грейс вот уже полтора года я мог позволить себе роскошь зарабатывать на жизнь исключительно литературным трудом. До обеспеченного существования нам было еще далеко, но главное — не сбавлять обороты, и тогда мы наверняка выплывем. После успеха «Чистого листа» ко мне обратились несколько студий, но их предложения меня не заинтересовали, и я отказался, чтобы поскорей закончить роман. Его напечатали в феврале восемьдесят второго, но это прошло мимо меня. К тому времени я лежал пятую неделю в реанимации, плохо понимая, на каком я свете. Врачи, во всяком случае, давали мне от силы неделю.

Съемочная группа «Чистого листа» состояла из профессионалов, и я, чтобы мое имя тоже стояло в титрах, вступил в «Гильдию писателей». Четыре раза в год я плачу членские взносы и отчисляю небольшой процент с гонораров, а взамен получаю хороший медицинский полис. Если бы не эта медицинская страховка, я с моей болезнью давно вылетел бы в трубу. Но даже при том что она покрывала множество расходов, еще о-го-го сколько всего набегало: дополнительная плата за экспериментальные процедуры, непонятные надбавки за лекарства и проч. и проч., что в результате привело к счетам на астрономическую сумму — тридцать шесть тысяч долларов. Для нас это было непосильное бремя, и по мере того как силы возвращались ко мне, я все настойчивее искал выход из безвыходного положения. От помощи тестя мы отказались — судья, человек небогатый, и так с трудом тянул двух младших дочерей, учившихся в колледже. Каждый месяц мы выплачивали небольшие суммы, так сказать, откалывая от горы долга по кусочку, но при таких темпах мы бы и до пенсии не расплатились. Грейс за книжное оформление получала сущие гроши, а я за последний год и вовсе ничего не заработал, если не считать смехотворные авторские отчисления и символические авансы из зарубежных издательств. Стоит ли после этого удивляться, что, прослушав запись на автоответчике, я тут же перезвонил Мэри. Честно говоря, работа над новыми киносценариями не входила в мои планы, но за хорошие деньги я готов был согласиться.

Не скажу, что я серьезно продвинулся, но я понял, как улучшить положение Боуэна, не отказываясь от избранного направления. Помимо перегоревшей лампочки под потолком в хорошо оборудованном бункере Эда должны быть и другие источники света: спички, свечи, электрический фонарик, настольная лампа… и тогда мой герой не окажется в положении человека, погребенного заживо. Иначе он начнет тихо сходить с ума, и психологический роман сразу превратится в триллер с ужасами и человеческим безумием, что не входило в мои планы. Стоило ли уходить от Хэммета и его героя Флиткрафта, чтобы прийти к своей версии «Живого во фобе»? Надо оставить Нику свет, а с ним надежду. А когда все спички и свечи прогорят и все батарейки в фонарике разрядятся, он откроет дверцу холодильника с маленькой лампочкой внутри.