Пол Остер - Ночь оракула

— Судя по ландшафту, это Соединенные Штаты? Или все-таки нет?

— Нечто среднее между Северной и Южной Америкой. Бывшие колонии, получившие независимость, после бесконечных войн и стычек, объединились в огромную конфедерацию. Возникла новая империя — что дальше? Кого назначат в ее враги, дабы удержать своих граждан в страхе, а границы в неприкосновенности?

— И каков же ответ?

— Стране грозит вторжение варваров. Когда-то их вытеснили из приграничных районов, и вот теперь распространяются слухи, что огромное войско захватило окраинные территории и подстрекает к бунту местные племена. Откровенная деза. «Вражеское войско» составляют правительственные солдаты. Такая большая пропагандистская игра.

— Кто рассказчик?

— Секретный эмиссар, прибывший на границу с целью проверить слухи. Он не в курсе сговора на самом высоком уровне. В результате его арестовывают и обвиняют в государственной измене. Ситуация осложняется тем, что офицер «вражеской армии» уводит у него жену.

— Тотальный обман и интриги.

— С одной стороны. И невинная жертва обстоятельств — с другой.

— И называется это?..

— «Империя костей». Рассказ не длинный, страниц сорок пять — пятьдесят, но выкрутить из него фильм, по-моему, можно. Решай сам. Захочешь его использовать — благословляю, не захочешь — отправь в корзину, и мы к этому больше не вернемся.

От Траузе я ушел ошеломленный, онемевший от благодарности, и даже маленькая пытка — присутствие Реджины, провожавшей меня до дверей, — не могла умалить моего счастья. Конверт лежал в боковом кармане моей спортивной куртки, и, когда по дороге к метро я в очередной раз ощупывал его, меня так и подмывало вытащить рукопись и начать читать посреди улицы. Джон всегда поддерживал меня в работе, но этому подарку я был в не меньшей степени обязан Грейс. Ее будущее во многом зависело от меня, полуинвалида, и, чтобы мы смогли подняться, Джон был готов на всё — даже отдать мне на растерзание рассказ. Положим, шанс, что из этой затеи что-нибудь выйдет, был близок к нулю, но не в этом дело. Главным была его готовность раздвинуть границы обычной дружбы, с головой погрузиться в наши внутрисемейные трудности — бескорыстно, не думая о собственной выгоде.

Пока я доплелся до станции «4-я улица», было уже начало шестого, самый час пик. Держась за перила, чтобы, не дай бог, не загреметь вниз, я осторожно преодолел два пролета крутой лестницы и остановился на запруженной платформе в ожидании поезда, совершенно не рассчитывая на свободное местечко. Вагон будет забит под завязку, и, чтобы почитать хотя бы стоя, надо сначала отвоевать себе какое-то пространство. Не успели двери открыться, как я, наплевав на этикет, рванулся внутрь мимо хлынувших навстречу пассажиров. Я был первым, а что толку! Ввалившаяся следом толпа оттеснила меня к середине вагона, и к моменту, когда двери закрылись и поезд начал медленно набирать скорость, меня стиснули с двух сторон так, что я не мог пошевелить рукой, не то что извлечь конверт из кармана. Живая масса, и я с ней, качалась взад-вперед, рывками продвигаясь по тоннелю. В конце концов мне удалось выпростать руку и ухватиться за поручень, но это был мой последний подвиг. На ближайших станциях народ почти не выходил. Если кто и покидал вагон, его место мигом отвоевывали двое новеньких, а сотни неудачников провожали их тоскливыми взглядами в надежде на следующий шанс. Подъезжая к «Берген-стрит», я потянулся было к боковому карману, но тут же получил толчок в спину, после чего людской поток подхватил меня, крутанул в опасной близости от железной стойки и вынес на платформу. Первым делом я проверил, на месте ли конверт. Конверта не было. Толпа по инерции протащила меня еще метра два, прежде чем я заработал локтями в отчаянной попытке развернуться. Двери закрылись раньше, чем я пробился к вагону, и напрасно я колотил по стеклу, машинист даже не посмотрел в мою сторону. Поезд «F» умчался дальше, оставив меня с носом.

После больницы со мной бывали случаи потери концентрации, но, конечно, не с такими фатальными последствиями. Вместо того чтобы держать конверт в руке, я сдуру засунул его в слишком мелкий боковой карман, и теперь рассказ Джона валялся на грязном полу, а во что его превратят подошвы половины обитателей Бруклина, пока поезд доберется до конечной станции «Кони-Айленд», лучше не думать. Такому нет прощения. Джон доверил мне единственный экземпляр неопубликованного рассказа, который, с учетом академического интереса к его творчеству, наверняка стоил сотни, а то и тысячи долларов. Что я ему скажу, когда он поинтересуется моим мнением? Он сказал, что если рассказ мне не понравится, я могу отправить его в корзину, но то была дежурная гипербола, просто шутка, снижающая пафос в разговоре о собственной работе. Понравился мне рассказ или нет, в любом случае он потребует его назад. Как я могу возместить причиненный ему ущерб? Если бы мне кто-то подложил такую свинью, моим первым желанием было бы задушить этого человека.