Пол Остер - Левиафан

— Слово «счастье» кажется мне не очень уместным в этом контексте.

— Хорошо, чтобы удержать ее рядом. Чтобы сохранить равновесие. Это трудно объяснить, но ей нужны все новые истории. Пока я их рассказываю, все у нас хорошо. Ты думаешь, я бросил сочинять? Я только этим и занимаюсь, только аудитория сократилась до одного человека — моего главного слушателя.

— И я должен всему этому верить?

— По-твоему, подобные признания доставляют мне удовольствие? Просто я считаю, что ты должен знать правду, и прикладываю для этого все усилия.

— А Валери Маас? С ней у тебя тоже ничего не было?

— Это имя часто всплывает в наших разговорах. Валери Маас — редактор журнала, с которым я давно сотрудничаю. Пару лет назад мы с ней несколько раз встречались за ланчем. Чисто деловые встречи: текущие материалы, будущие проекты. А Фанни решила, что у меня с ней роман. Да, Вэл мне нравилась, и при других обстоятельствах я мог бы наделать глупостей. Видимо, Фанни что-то такое почувствовала. Наверно, я слишком часто произносил дома это имя или перехвалил Вэл как редактора. Но, к твоему сведению, мужчины ее не интересуют. Вот уже пять или шесть лет она живет с постоянной партнершей, так что при всем моем желании мне бы там ничего не обломилось.

— А ты сказал об этом Фанни?

— Бесполезно. Уж если она себе что-то вбила в голову, разубедить ее невозможно.

— Ты говоришь о ней как о взбалмошной девчонке, но Фанни не такая. Я мало встречал людей столь же здравомыслящих и не склонных к самообману.

— Ты прав. Во многих отношениях она такой стойкий оловянный солдатик, но выпавшие ей в последнее время испытания наложили свой отпечаток. Она стала более уязвимой. Пять лет назад она не знала, что такое ревность.

— Ты говоришь о том времени, когда мы официально познакомились.

— Я говорю о том времени, когда врач объявил ей, что у нее не будет детей. После этого все изменилось. Вот уже два года она ходит к терапевту, но все без толку. Она не чувствует себя желанной. Ей кажется, что мужчины не смотрят в ее сторону. Отсюда фантазии, что у меня романы на стороне. Она считает себя неполноценной, обманувшей мои ожидания. А я, стало быть, ее наказываю. Тому, кто ополчился на себя, кажется, что на него ополчился весь мир.

— По ней этого не скажешь.

— То-то и оно. Фанни не умеет выплескивать эмоции. Она все таит в себе, разве что вскользь отпустит маленькую реплику. А выходит только хуже. Страдает-то она.

— Еще месяц назад вы мне казались идеальной парой.

— Чужая душа — потемки. Точно так же я думал про вас с Делией, и вот чем кончилось. Тут дай бог с собой разобраться.

— Что ее любит по меньшей мере один мужчина, Фанни знает. Я говорил ей это бессчетно.

— Знает. Поэтому ваш роман куда как кстати. Ты ей помог, Питер. Ты сделал для нее больше, чем кто-либо.

— Ты благодарен мне за то, что я спал с твоей женой?

— Почему нет? Может, она снова поверит в себя.

— Короче, обращайтесь к Чудо-Мастеру. Неудачный брак, душевный разлад, семейные ссоры — звоните, не стесняйтесь, в любое время суток. Мастер обслуживает на дому. Высокое качество гарантируется.

— Твоя горечь мне понятна. Тебе сейчас тяжело. Так вот, чтоб ты знал: для Фанни ты — номер один. Она тебя любит и всегда будет любить.

— Но при этом останется твоей женой.

— Пойми, нас слишком многое связывает. Не один пуд соли вместе съеден. Куда мы друг без друга?

— А мне теперь куда прикажешь?

— У тебя есть свое законное место. Моего друга. Ее друга. Человека, чьей дружбой мы дорожим больше всего на свете.

— То есть начинаем с чистого листа?

— Если ты не против. Все зависит от твоей выдержки. А для нас ровным счетом ничего не изменилось.

Я почувствовал, как наворачиваются слезы на глаза.

— Только не сваляй дурака, — выдавил я из себя. — Больше мне нечего тебе сказать. Обещай мне, что будешь беречь ее как зеницу ока. А нарушишь слово, я тебя из-под земли достану. Задушу своими руками.

Я произнес эти слова, глядя в тарелку, меня трясло. Наконец я заставил себя поднять голову и увидел серьезное лицо Сакса и страдальческие глаза. Я уже собирался встать и уйти, но он протянул руку и ждал до тех пор, пока она не оказалась в моей.

— Обещаю, — сказал он, стиснув мою ладонь. И еще раз повторил: — Обещаю.

После этого ланча я уже не знал, кому верить. У Фанни была своя история, у Сакса своя, и, принимая одну, я должен был отвергнуть другую. Третьего не дано. Как эти две правды, две самоценные реальности ни поворачивай, совместить их все равно не удастся. Почему же они обе представлялись мне в равной степени убедительными? Как получилось, что, все глубже погружаясь в трясину смятения и тоски, я месяц за месяцем не мог сделать между ними выбор? Думаю, дело было не столько в моей поделенной поровну лояльности (хотя отчасти и в этом), сколько во внутренней убежденности, что они оба говорили правду. Каждый — как он ее видел. Никто сознательно меня не обманывал, никто преднамеренно не лгал. Просто нет в природе такой веши, как универсальная правда. Тот случай, когда некого винить и некого защищать, остается одно — сострадать обоим. Если я и был разочарован, то не в них конкретно, а вообще в человеческой природе. Даже сильные — слабы, даже смелые — малодушны, даже мудрые — невежественны.