Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 1

В глаза бросалась необычная манера Вереницына-Долгоусова улыбаться одним губами. Глаза его при этом оставались непроницаемыми и холодными.

— Иван Андреич, я хотел бы сделать вам предложение, — предвосхитил Вереницын-Долгоусов все предположения на свой счет. — Вы могли бы принять участие в одном важном деле… Удивлены? Впрочем, ваше удивление понятно: ведь мы практически не знакомы. Хочу рассказать вам о сути моего предложения. Речь идет о репатриации нашей собственности из-за рубежа. А принадлежит она… — Вереницын-Долгоусов многозначительно умолк, а потом продолжил: — Принадлежит эта собственность Романовым… Да-да. Но не только им…

— Польщен доверием, — сдержанно поблагодарил Иван. — Но если речь идет о каких-то дворцовых тайнах… стоит ли меня в них посвящать? Я этого не заслуживаю. — Он почему-то сразу догадался, что его делают свидетелем какой-то сомнительной финансовой комбинации.

— А вдруг заслуживаете, да сами этого не знаете? — с непонятным сарказмом спросил Вереницын-Долгоусов. — Такие предложения мы не делаем кому попало.

Это был самый что ни на есть законченный «гладкий» тип. Реальный образ на удивление точно соответствовал выводам, сделанным когда-то по снимку. Стопроцентно герметичный человек с невыразительными и трудно запоминающимися чертами лица. Невозмутимый надменный взгляд, предсказуемый стиль поведения, отшлифованная до мелочей сдержанность в общении и даже этот его призыв к состязанию на словах… — всё в нем свидетельствовало о богатом опыте общения с себе подобными.

— Нам с вами дарован сегодня уникальный шанс сделать что-то для своей земли и для себя самих. Что-то такое, что несравненно превышает все потуги наших правителей, предпринятые за годы ломки, — высокопарно и расплывчато очертил свою позицию Вереницын-Долгоусов. — Потуг этих было много, а результат, сами видите — пшик. А время идет, сочится, как песок сквозь пальцы. Думаю, мы с вами одинаково оцениваем происходящее в стране. Ну да не о том мужик думал, о чем сказать хотел… Иван Андреич, человек вы одаренный, с определенным опытом. Ориентируетесь в таких вопросах, которые для большинства людей — темный лес. Пользы стране столько можете принести — ого-го!

Задумчивым взглядом провожая рослого официанта, фланирующего меж пустующих соседних столов, Глебов по-прежнему отмалчивался. Иван невольно спросил себя, а случайно ли его ставят в столь идиотское положение. Глебов не мог не понимать, какую реакцию должно было вызывать такое предложение у человека, который слышит об этом впервые.

— Вы о завещании императора Павла что-нибудь слышали? — спросил Вереницын.

— Не припоминаю… Если несложно, просветите, пожалуйста, — попросил Иван.

— Во времена своего царствования Павел, сын Екатерины, реабилитировал одного монаха… Авеля-предсказателя… Слышали эту историю?

— Нет, никогда не слышал.

— А я вам расскажу… Этот самый монах Авель писал довольно впечатляющие книги и был, вообще говоря, провидцем. Смерть Екатерины с точностью до минут предсказал, ну и еще многое другое: нашествие французов, сожжение Москвы. Авель предвещал, что на Россию обрушатся бедствия, предвидел падение династии Романовых, кровавый семнадцатый год. За что Николай Первый сослал его в Спасо-Ефимовский монастырь, от столиц подальше. И немудрено! Ведь не будущее, получается, а ужасы какие-то. Кому это понравится?.. Хотя после всех бедствий Авель пророчил России возрождение. Но при условии, что страна сумеет приготовиться к невзгодам, через которые должна пройти неминуемо. Часть богатств России нужно было спрятать, спасти от разбазаривания.

— В конце восемнадцатого века? Что, уже тогда нужно было спасать? — спросил Иван.

— Примерно… В конце восемнадцатого, — подтвердил Вереницын. — Когда Павел взошел на престол, предсказания Авеля положили под сукно, — продолжал он. — А меры были приняты. Павел всё ж таки распорядился, чтобы часть средств Российской империи начали вывозить за пределы страны. Чтобы в нужный момент, когда капитал понадобится, его можно было вернуть назад и тем самым помочь России встать на ноги. Павел и завещание соответствующее оставил. Вскрыл его уже Николай, в девятьсот первом году. Документ существует, хранится.

— В России? — спросил Иван.

— Где же такому документу еще находиться? Конечно, в России… А теперь давайте подсчитаем. Если около десяти процентов валового продукта России вывозилось за границу и пряталось в банках Европы и Америки, о каких суммах вообще идет речь? Когда десятая часть бюджета, повторяю, на протяжении ста лет вкладывалась в экономику других стран? Представьте на миг! Сколько накопилось?